Князь, опираясь на саблю, негромко засмеялся:
— При помощи рубля и вашего дворника.
Потом он вдруг погрустнел и произнес:
— Я ведь пришел проститься с тобой.
Она округлила глаза, губы ее задрожали:
— Как? Почему?
— Командируют в Гатчину. В царском дворце буду охранять государя.
— Надолго?
— Увы, до самой весны. Обещают на Пасху сюда вернуть. Служба!
— Буду с нетерпением ждать.
— Вернусь, пойду к твоему отцу… Кстати, кто живет в угловой комнате?
— Моя старшая сестра.
— Ой, неудобно! Я влез нарочно возле ее комнаты по водосточной трубе. Там я снег примял, так что не догадаются, что к тебе был ночной визит.
— Если бы к Елизавете кто ночью забрался в окно, так она всем бы об этом рассказывала и гордилась, как бравый вояка Георгиевским крестом.
Князь нежно обнял Наталью:
— Прощай, моя ласточка! Будет случай, дам о себе весть.
Вновь распахнули окно, вновь увидали морозное небо в ярких звездах. Князь встал на карниз, дошел до угла и спрыгнул, глубоко уйдя сапогами в сугроб.
Повернувшись к Наташиному окну, князь приветливо помахал рукой, зная, угадывая в темноте, что она смотрит на него:
— До встречи, милая! Я очень тебя люблю.
Зима тянулась томительно долго. Дворник Яков три раза тайно передавал Наталье весточки от князя, который с оказией посылал их из Гатчины.
Наши предки были людьми замечательными во всех отношениях: не терпели лжи, более всего ценили честь, уважали достоинство возлюбленной, на поле брани смерть предпочитали поражению и стрелялись из-за женщин. Души их были бесхитростны, как амурные послания.
Вот что писал князь:
«Мой друг, Наташа! Твой милый образ не исчезает из моих мыслей. Я ежечасно благодарю Бога, который послал на нашу грешную землю такое прелестное создание! Я люблю тебя до бесконечности, до безумства. Если ты прикажешь, я опущусь на дно моря, спрыгну с высокой скалы, дабы доказать тебе, моя ласточка, мои чувства.
Если бы я твердо знал, что и ты меня хоть немножко любишь! Я старый, много видевший на земле человек — ведь в мае мне стукнет тридцать два! А ты, мое солнышко, юна и невинна. Но я вижу, что мы назначены судьбой друг другу. Любовь пусть станет нашим вечным спутником. Как сказал поэт, любви все возрасты покорны. Твой…»
Два других письма были подобны этому, не считая разве стихов, которые князь нарочно сочинил для Натальи. В этой поэзии было много искренней страсти, восклицательных знаков и горячих клятв — все то, что неизменно присутствует в подобного рода творчестве, литературу, впрочем, не обогащающем. Так что воздержимся приводить их здесь.
