Обычно, как мы уже упомянули, Варвара Михайловна уезжала к родственникам вечером. Случалось это часов в девять-десять. Проводила у них время до двенадцати, а в отдельных случаях и до двух часов ночи, и возвращалась домой. Ночевать никогда не оставалась.
Но однажды заболела внучка, и Варвара Михайловна решила провести вне родных стен более суток, чтобы поухаживать за девчуркой. (Читатель, думаю, не забыл, что родственники жили в одном из домов на Пресне, принадлежавших именно Варваре Михайловне.)
Надо заметить, что была у хозяйки любимая собачка неизвестной породы по кличке Мими. Вопреки своему незначительному размеру, Мими отличалась свирепым нравом. Если кто приходил к Варваре Михайловне, то хозяйка закрывала Мими в кладовку. Иначе эта лохматая малышка начинала бросаться на пришельца, норовя своими неожиданно большими клыками отгрызть гостю конечность. «Родственница тигры!» — шутили постояльцы.
Особенно Мими невзлюбила Ивана. Был случай, когда собака бросилась на зазевавшегося парня и, прокусив сапог, пустила ему кровь. Кроме хозяйки, она миролюбиво относилась лишь к госпоже Беневольской. Может, в память того, что, когда Мими была еще крошечным щенком и заболела какой-то опасной собачьей болезнью, вдова артиста сумела выходить ее.
* * *
Теперь, собравшись к внучке, Варвара Михайловна известила об этом лишь Ивана, наказав, чтоб он внимательней присматривал за домом, а госпожу Беневольскую попросила прогулять для естественной нужды Мими два раза — вечером и утром.
На другой день Варвара Михайловна возвратилась восвояси лишь после обеда. Дома она застала глубокий траур. Госпожа Беневольская, словно в шекспировской трагедии заламывая руки и орошая лицо потоками слез, воскликнула:
— Беда! О, горе черное пришло к нам в дом! Мими уж нет. И хладный прах ее лежит у ваших ног.
Варвара Михайловна огляделась и действительно увидала любимую собачку, безжизненно раскинувшуюся в углу на коврике.
Когда хозяйка пришла в себя, она услышала взволнованный рассказ актерской вдовы:
— Согласно вашей просьбе, я пошла сегодня утром погулять с Мими. Веду ее на поводке. Справляет она нужду, лишь возле тумб желтые пятна оставляет. Вдруг навстречу нам идет высоченный мужик простонародного вида. Лицо узкое, некрасивое. Нос большой, в розовых прожилках. Осклабился этот прохожий, полез в карман, достал кусок колбасы, кинул собачке: «Кушай!» Не успела я что-либо сообразить, как Мими съела колбасу.
