Наутро к ней постучал Иван:
— Пустите, барыня, что скажу… Я доподлинно выяснил, кто у вас саквояж укравши.
— Ну?
— Соседские дворники сказывают, что какая-то кухарка обличье мужское принимает и на прохожих разбойно налетает. Отчаянная, страсть! Интер-ресный хвакт!
— Глупость несешь!
— Никак нет-с! Потому как ей кто-то говорил, что у вас есть громадный капитал, а дома вы его хранить боитесь. За собой носите. Вот за эти подозрения она на вас набросилась.
— Кто же это распускает такие сплетни — «миллионы»… С хлеба на квас перебиваюсь, а миллионы и в глаза не видела.
— Так точно, но на чужой роток не накинешь платок!
— Это верно!
Крепко задумалась Варвара Михайловна: «Что делать? Злоумышленники явно меня выслеживают. Тот, в белой шляпе, один из них. Надо перепутать дни посещения родных. А то я со двора, а ворье — в мою квартиру! Нет-с, господа бандюги, не выйдет, не перехитрите».
Так пыталась она себя успокоить, но тревога крепко поселилась в ее сердце. Она вызвала к себе Ивана:
— Скажи-ка, Ванюша, тебе не попадался на глаза высокий человек в меховой шляпе? Морда, понимаешь, на утюг похожая. Дураку ясно, что он за мной наблюдал. Хорошо было бы сдать его в полицию. И ко мне в дом зачем-то заходил. Видать, жулик прожженный. Глупейший случай грабежа.
Иван как-то странно посмотрел на хозяйку, словно заподозрил, что она с ума свихнулась, плотоядно улыбнулся и с укоризной молвил:
— Я, почитай, цельный день возле ворот с метлой служебный долг исполняю, но такого подозреваемого не обнаруживал. Я ведь вам изволил докладывать про переодетую кухарку.
— Так где она, кухарка? Кто ее видел, кто знает? Я полицию известила, но они больше любят чай в дежурке пить, чем по морозу бегать, на улицах порядок наблюдать. Власовский был мужчина твердый, заставлял нижних чинов службу строго исполнять, так его — фюить! — и выперли. Поставили какого-то Эффенбаха, так опять порядки ослабли, потому как народу узды не стало! А тут — тьфу! — Э-ффен-бах!
Иван затараторил:
— Как же, знаю такого! Он еще композитор. Я в киатре с восторгом чувств наслаждался его опереткой «Перикола».
— Ты, Ванюшка, дубина. Того композитора зовут Жак Оффенбах, а это совсем из другой оперы. Ну ладно, иди на пост, следи за порядком. Если заметишь… про кого говорила, или какой другой посторонний народ подозрительного вида, сдавай их в полицию. Свисток при тебе?
Иван достал из кармана свистульку и дунул в нее:
— Не позвольте себе сомневаться!
