Нет, подумал он, стукнул по зеркалу и отошел. Нет, пора восстановить порядок. Но вместе с тем Бергер знал, что единственный способ восстановить порядок – это работа. Расследовать, работать сыщиком, закопаться в поглощающее дело.
И теперь он получил второй шанс.
Он выглянул в окно. Солнце еще не взошло, но его лучи уже освещали верхушки гор на фоне неба. Покрытая льдом поверхность озера сверкала, и розоватые отблески заставили Бергера погасить лампу.
Он быстро сверился с расписанием спутников, которое висело на стене, убедился, что ни одно время не совпадает с тем, что показывают его только что надетые наручные часы, бросил последний взгляд на кошмарный носок и вышел.
Быстро светало. Бергер вышел из своего дома в полутьме, а пришел во второй дом при свете дня. Он постучался. Ни ответа, ни привета. Он открыл дверь, но не входную, а узкую. Лыж в помещении за ней не оказалось. Тогда он открыл дверь в дом Молли Блум, и вошел внутрь.
На постели лежал аккуратно расправленный спальный мешок, идеально взбитая подушка была прислонена к стене и выглядела очень свежей. Прямо напротив кровати находилась замена маркерной доске, то есть просто-напросто сосновая стена, вся увешанная приколотыми бумажками. На ней находилось все, что им было известно. Бергеру показалось, что со вчерашнего дня бумажек прибавилось.
Интересно, в котором же часу она проснулась.
Он подошел ближе. Там была расписана вся жизнь Йессики Юнссон, висел чертеж знакомой виллы в Порьюсе, список допрошенных по делу Хелены Граден, тщательно отобранные фотографии из той же полицейской папки, очень живой портрет мертвой Лизы Видстранд и изображение мужчины в маске грабителя, который взбегает по подвальной лестнице. Рядом с привычным давним фото молодого Карла Хедблума появилось новое, на котором он на восемь лет старше и под куда более сильным воздействием наркотиков. Это была не единственная новая фотография; еще на стене появился обветшавший пансионат, три изображения наполовину засыпанной снегом хижины и даже свежайший портрет Аллана в гавайской рубашке.
Молли Блум все лучше удается искусство фотографировать украдкой.
Бергер отошел от стены, посмотрел в окно, увидел, что над горами появляется солнце. Он понятия не имел, как давно Блум вышла из дома. Она могла вернуться с минуты на минуту. И все же его одолевало ощущение, возникшее еще в его домике, ощущение, что порядок должен быть восстановлен.
Бергер стоял посреди дома, идентичного его собственному, и видел перед собой черный носок, расправленный так же аккуратно, как спальный мешок Блум. Он заторопился. Зашел в ее ванную, которая была заметно чище его ванной. Выстучал двери, потолок, пол, опустился на колени и изучил все мыслимые уголки вокруг туалета. Только убедившись, что на этом крохотном пространстве невозможно ничего спрятать, он вернулся в комнату. Перерыв весь гардероб и ничего не обнаружив, он повторил то же, что в туалете. В стенах ничего, никаких пустот в потолке, судя по звукам, и ничего под матрасом. Остался только пол. Бергер встал на колени, приложил ухо к доскам, принялся исступленно их простукивать, все больше теряя надежду что-то найти.
