К вечеру немцы вроде бы успокоились, дали передышку. Люди обессиленно лежали у стен. Сержант Урузбаев, шевеля губами, записывал что-то в блокнот: видно, считал убитых, подсчитывал патроны, гранаты, а потом озабоченно сказал:
— Придется у фашистов патроны брать, а? Вон их сколько валяется.
— Точно! — откликнулся Петр. — Как стемнеет, мы с Димкой и полезем. Как Гавроши! Что с тобой, парень? У тебя зуб на зуб не попадает!
Сержант Урузбаев поднял Димкин автомат, отдал ему.
— Ничего… Привыкнешь… А оружие не бросай, ладно?
— Не брошу, — прошептал Димка.
В глазах его стояло искаженное болью лицо фашиста. Он еще слышал, как пули со всхлипами входили в тело вражеского солдата…
Ночь опустилась как-то сразу, без сумерек. Черные клубы дыма, поднимавшиеся над Волгой, сделались багровыми, подсвеченными отблесками пожаров. Только успели защитники дома перевязать и отнести вниз раненых да накрыть шинельками убитых, как над немецкими позициями взлетели ракеты, повисли пылающими гроздьями. Раздался надсадный, надрывающий душу рев — это ударили шестиствольные минометы.
— У-у, ишак проклятый! — в сердцах выругался сержант Урузбаев.
Дом дрожал, мины рвались густо.
Вдруг грохот прекратился, и в призрачном свете ракет появились гитлеровцы. Фигуры фашистов, неясные, расплывчатые, нереальные, выплывали из-за развалин, медленно приближались. Враг атаковал крупными силами.
На этот раз немцы шли в атаку не цепями, как днем, а валили нестройной толпой, горланя и паля напропалую из автоматов.
— Во дает фриц! — покачал головой Петр, прилаживаясь к пулемету. — С песнями прет!
— Сейчас будет им песня! — Пожилой перебинтованный солдат, дядя Федя, вытащил из кармана шинели гранату, скривившись, рванул зубами кольцо и левой рукой швырнул ее в окошко.
Со второго этажа, куда в темноте опять перебралась группа бойцов, тоже полетели гранаты в наседающих фашистов. Рванули взрывы, свистнули осколки.
— Давай, братцы! — крикнул Петр, поливая фашистов из пулемета. Баском заговорил «максимка». Внизу раздались крики и вопли. Немцы залегли.
— Прекратить огонь! — приказал сержант Урузбаев. — Беречь патроны!
Димка, пока длилась суматоха, выскользнул из узкого окошка и пополз. Блеснули перед ним подковки немецких сапог. Фашист лежал на боку, скрюченными руками норовя ухватить сталинградскую землю. Это был тот самый немец, которого срезал Димка. Опять к горлу его подкатила тошнота, и пришлось минуту-другую полежать, приходя в себя и слушая в развалинах пьяные голоса:
