— Ушел, ловок…
Димка кивнул, стиснув зубы, и лейтенант поразился, как посуровел мальчишка за эти дни, как повзрослел. «Эх, ребятки, ребятки, — с горечью подумал он. — Мячик бы вам гонять…»
Тронул Димку за плечо:
— Ничего, юнга, жизнь впереди хорошая!
— Хорошая! — упрямо, словно отвечая кому-то, сказал Димка. — Хорошая!
— А пока давай лапу! — протянул ладонь лейтенант Евдокимов, и по лицу Димки пробежала тень: «Дай лапу!» — говорил он, бывало, Рексу, и тот охотно подавал ее своему другу — большую, теплую, надежную лапу.
— Счастливо вам, всего вам хорошего! — от души сказал Димка, пожимая руку лейтенанта. — Ваших я обязательно найду!
— Спасибо! — вздохнул Евдокимов.
Они помолчали. Лейтенант Евдокимов весь день отыскивал следы жены и Леночки, но никто толком не мог ничего сказать.
— Прощай! И тебе, юнга, всего самого светлого! — чуть улыбнулся лейтенант Евдокимов.
Он пожал руки ребятам, и те долго, грустно смотрели ему вслед.
Резкий вой сирены вспорол тишину.
Все чаще и чаще налеты вражеской авиации, все меньше в городе тишины. Многие здания разрушены. Днем и ночью движутся военные машины, повозки беженцев, идут измотанные боями солдаты, бредут мирные жители со своим нехитрым скарбом. Больно глядеть Димке на детей — усталых, голодных, испуганных. Он всматривается в их лица в надежде увидеть Леночку, но она как в воду канула.
Однажды пришло сообщение: немцы прорвались к северной окраине города, бои идут в двух-трех километрах от тракторного завода. Воины и ополченцы сдерживают яростные атаки вражеских танков и автоматчиков. Батареи зенитчиков прямой наводкой бьют по бронированным чудовищам. Городской комитет обороны призвал сталинградцев к оружию. Тысячи жителей записывались в батальоны народного ополчения. Те, кто по возрасту или по болезни не могли стать в строй, рыли окопы и рвы, возводили баррикады, устанавливали железобетонные колпаки огневых точек и противотанковые ежи.
Ребята рыли оборонительные сооружения, которые начинались за городом. Прямо по бахчам, по арбузам и дыням, шли изломанные линии траншей, и первое время Мишка объедался, а потом не мог смотреть на перезрелую мякоть. Работали с утра и до вечера, еле притаскивались домой и валились с ног. Весь день висело над головой жаркое, совсем не осеннее солнце, а под ногами гудела задубевшая от зноя земля. Ладони у парней покрылись кровавыми мозолями. Прав был Васька, когда говорил: «Руки береги, еще пригодятся». Вот и пригодились…
