Он кивнул на друга, и Димка увидел все ту же картину: Филипп Степанович лежит мертво, неподвижно, глаза в потолок.
«Не поможет Русланова», — вздохнул мальчишка.
Лейтенант Евдокимов подозвал к себе Димку и задумчиво сказал:
— Как говорят французы: ищите женщину.
— Какую еще женщину? — не понял Димка.
— Самую обыкновенную! — прищурился лейтенант. — Его жену! Ясно? Живет она у родных на хуторе, за Волгой, ничего о муже не знает. Нужно ее тихо сюда доставить. Ясно?
Мишка на предложение Димки ответил сердито и сразу:
— Была нужда тащиться за какой-то теткой за тыщу верст! Да по такой дороге!
— Когда пойдем? — деловито спросил Васька, и Мишка завопил:
— Да разве пехом дойдешь?!
— Ладно, оставим тебя с Левой готовить концерт для раненых, а мы пойдем за женой, — сказал Васька. — Только не сболтни раньше времени!
— Что я, болтун, что ли! — обиделся Мишка.
Вышли они затемно на следующее утро, в воскресенье.
Когда дошагали до Волги, кто-то, скрипя снегом, стал нагонять их.
— Мишка? — удивился Димка.
— Мишка, — совсем не удивился Васька. — Куда он, трепач, без нас денется!
Димка рассердился не на шутку:
— А концерт?! Ему же такое дело доверили!
— Ничего, — шмыгнул носом Мишка, — я это дело Левке доверил! И еще сказал: не справится — башку отвинчу! Во!.. Хлебушка нету?
Васька сунул ему кусок, Мишка зачавкал и на малое время затих.
К обеду добрались до хутора. Был он невелик, домов семь, весь занесен снегом, только к калитке ближнего дома вела расчищенная дорожка, да такие же дорожки бежали к сараям.
Едва ребята двинулись к ближней избе, как разом забрехали собаки. И вот они, выдыхая морозные клубы, обступили мальчишек, присели, разоряются на все голоса.
— У, фашисты! — прятался за Ваську Мишка, а Димка, приложив ладони ко рту, закричал:
— Э-е-ей, люди-и-и!
Заскрипела дверь, на крыльце показалась женщина. Она отогнала собак, молча кивнула путешественникам, и, повинуясь этому кивку, ребята прошли в дом. Живо осмотревшись и осмелев возле теплой печки, Мишка бойко начал:
— А мы, мамаша…
Васька наступил ему на ногу, и Мишка замолчал.
Женщина, скинув шубейку, превратилась в девчонку лет пятнадцати, довольно миловидную, но странно молчаливую: видно, хуторская жизнь наложила на нее свой отпечаток.
— А может, она глухонемая? — громко прошептал Мишка, и девчонка насмешливо оглянулась на него.
Она поставила перед ребятами три кружки молока, положила три ломтя хлеба и сказала первое слово:
— Ешьте! — А подумав, сказала и второе слово: — Раздевайтесь!
