Имя Корнилова я уже хорошо знал. Оно стало известно несколько лет назад, еще до его первой книги "Молодость", вышедшей в 1928 году. С чьей-то легкой руки он прослыл "есенинствующим". Впрочем, в ранних его стихах и впрямь слышались есенинские интонации:
Дни-мальчишки,
Вы ушли, хорошие,
Мне оставили одни слова.
И во сне я рыженькую лошадь
В губы мягкие расцеловал.
В то же время никто не считал его эпигоном. Наоборот, о нем говорили как о своеобразном таланте, хотя еще и не нашедшем верного пути. В начале 1930 года журнал "Ленинград" напечатал его стихотворение "Русалка" с таким своеобразным примечанием: "Редакция помещает это талантливое стихотворение как характерный показатель отказа околопролетарского поэта от путей пролетарской литературы". "Околопролетарский поэт" посвятил свое стихотворение Ольге Берггольц ("Живет на кухне у меня русалка, как жена"). Ольге была посвящена и книга "Молодость". А двумя годами раньше в стихотворении "Ольха" Корнилов писал:
И еще хочу прибавить только
К моему пропетому стиху,
Что порою называю — Ольга —
Розовую, свежую ольху.
Издали мне почему-то казалось, что Корнилов и Берггольц созданы друг для друга. Однако Ольга и Борис решили по-своему. Вероятно, оба были одинаково правы и одинаково виноваты. Так или иначе, дальнейшая личная судьба определилась довольно скоро. Ольга вышла замуж за Николая Молчанова. Борис женился.
Но разлука с Ольгой все-таки далась Борису нелегко: "Не до сна мне теперь, Татьяна, года на три мне не до сна", "Милый тесть мой, Иван Иваныч, не сберег ты мою жену". Имена выбраны здесь произвольно, но горькое чувство истинно и неподдельно. Разлучаясь, поэт напутствует свою уходящую подругу: "Для твоей ноги да будет, рыжая, легким пухом рыхлая земля". Выделенные мной слова — нечто вроде похорон любви. "Просвистал и проворонил белую...", "И забуду вовсе имя, отчество той белесой, как луна, жены..."
Горюет, что "просвистал и проворонил".
Не забыл, а только обещает забыть.
Впоследствии Корнилов еще не раз грустно возвращался к той же теме: "Осторожно, рукой не трогай — расползется бумага. Тут все о девушке босоногой — я забыл, как ее зовут"; "На память мне флакон с одеколоном и тюбики с помадою губной"; "У меня была невеста, белокрылая жена. К сожаленью, неизвестно, где скитается она..."
А что Ольга? Как она пережила разлуку?
Некоторое время спустя она написала: "Все пою чужие песни о чужой любви - разлуке. О своей — неинтересно, только больше станет скуки". Не поручусь, что здесь имеется в виду разлука с Корниловым. Но уж без всякого сомнения к нему обращены полные горечи строки 1940 года: "Теперь — ты прав, мой первый и пропащий,—
