Жестокий расцвет | страница 28
Ответа, естественно, не последовало.
— Расскажи, как восстанавливали,— улыбаясь, попросила Ольга.
И я рассказал.
Со времени нашего исключения прошел год. Как мы его прожили — это другая тема.
Мы подали заявления и по предложению тогдашних руководителей Ленинградской писательской организации Б. Лавренева, М. Слонимского и Н. Тихонова были восстановлены так же единодушно, как год назад были исключены.
Но тут — скажу по совести, это было для меня неожиданно — слово попросила Ольга.
Председательствующий посмотрел на нее с раздражением: он знал ее и догадывался, что она хочет выступить не для того, чтобы поблагодарить за принятое решение.
— Не знаю, как Левин,— начала Ольга неприятным скрипучим голосом (откуда только он у нее взялся!),— но я не удовлетворена решением, которое вы приняли. Обвинение, предъявленное нам, не подтвердилось. Поэтому в решении должно быть сказано, что мы восстановлены в Союзе писателей в связи с необоснованностью предъявленного нам обвинения. Короче говоря, должно быть сказано, что наше исключение было ошибочным.
Заложив за ухо упавшую на лоб золотистую прядку, Ольга с невозмутимым видом села на место. При этом она успела мне подмигнуть...
Ну Ольга!
Немедленно попросив слово, я заявил, что целиком поддерживаю Берггольц, что собирался настаивать на том же самом, но она меня опередила.
Этот демарш привел председательствующего в замешательство. Последовало короткое совещание членов президиума. Затем было объявлено, что наше исключение из Союза писателей признается ошибочным (впоследствии об этом сообщалось и в печати).
Мы с Ольгой учтиво поблагодарили за принятое справедливое решение, с достоинством поклонились и покинули зал.
Выйдя на набережную и вдохнув полной грудью невскую речную прохладу, мы поздравили друг друга, расцеловались и... пошли в Летний сад пить пиво. Сколько кружек мы выпили, не помню. Никогда в жизни я не пил такого вкусного, такого замечательного пива.
Рассказав обо всем этом на юбилейном банкете, я предложил тост за твердый характер Ольги Федоровны Берггольц.
— Что же, я возражать не буду,— с улыбкой отозвалась Ольга.
Мне осталось рассказать о последней встрече с Ольгой.
Это было в январе 1974 года. Ленинград отмечал тридцатилетие того знаменательного дня, когда была полностью снята вражеская блокада.
Накануне торжественного вечера я позвонил Ольге. Мне говорили, что какое-то время назад она сломала ногу, но я надеялся, что на такой вечер ей все-таки удастся выбраться.