Бесшумно подошедший паренек зажег лампады с ароматическим маслом, на тонких цепочках свисающие с веток, – под плотной кроной темнело куда быстрее, чем на улице – и так же незаметно исчез. Наклонившись к столу, Нехмет ир-Базуфи, голос и рука ночного шаха, разлил кофе из серебряной джезвы, дымящейся в блюде с углями. А Раэн в который раз подивился, как чужеродно выглядит этот человек где угодно, от дворцовых покоев до нищенского притона, и как легко держится при этом.
Было Нехмету лет тридцать пять-сорок, если судить по лицу. Резкому, с правильными строгими чертами и пронзительной синевой глаз лицу человека, привыкшего даже не командовать – повелевать. По смуглой коже не один год гулял резец ветра и зноя. И одет ир-Базуфи был не для Харузы, а разве что для пустыни или степи. Рубашка из тонкого полотна и такие же штаны, да на плечи небрежно накинута холщовая куртка, расшитая стальными колечками, превратившими ее в легкий доспех. То ли опытный наемник, то ли атаман разбойников – не понять, да и невелика разница. Такому ли пить драгоценный иршаадский кофе в «Двух розах»? Караваны ему водить. Или грабить.
Это если не знать, что ночной шах, чьим голосом говорит Нехмет, правит своей частью страны не менее властно, чем его великий собрат, сидящий на троне. И что с того, что часть эта рассеяна по всему шахству толпами нищих, гадалок, карманников, грабителей и торговцев удовольствиями? Деньги есть деньги… По слову ночного шаха, изреченному кем-то вроде Нехмета, улицы Харузы может залить кровь куда быстрее, чем в Небесном дворце издадут указ и войска повелителя двинутся из казарм. Так что еще неизвестно, кого можно считать истинным владыкой столицы и страны.
Раэн принял чашку, пригубил. Зажмурился от удовольствия, покатав на языке как раз в меру горячую, упоительно ароматную жидкость. Нехмет крошечными глотками цедил кофе, время от времени лениво кидая в рот прозрачные белые виноградины без косточек, и мягкие отблески огня ложились на его лицо.
– Все-таки нигде так не варят иршаадский кофе, как здесь, – сказал он мечтательно и умиротворенно. – Не забавно ли, почтенный Раэн? Благородные зерна из Иршаада, спелый виноград из Ханулии, гюльнаридские гранаты, переполненные рубиновым соком… Как еще могли бы они встретиться? Но вот мы сидим за этим благодатным столом, подобным всему земному своду, и тот, кто взглянет издалека, скажет: вот запад и восток пьют из чаш чинского фарфора, сотворенных равно далеко от них.
