Я знал, что Бог-Император говорит со мной. Что это Он указал мне на врага. Настоящего врага – не того, который за ничейной землей, а того, который у меня за спиной. Внутренний враг есть самый опасный, как часто напоминают наставления.
В полку готовится заговор. Капитан практически признался в этом. Но я не знал, что с этим делать. Мое обучение не готовило меня к работе следователя. Если комиссар находил проблему, он устранял ее. Нет человека – нет проблемы. Так было всегда. Но теперь я не мог решить проблему этим способом – из-за полковника.
Я был вынужден импровизировать и меньше рисковать. Я последовал совету полковника. Все же я был хорошим солдатом, и понимал, что он прав, хотя мне мучительно это признавать даже сейчас. Мне следовало быть более осторожным. Более внимательным. Важнее было выяснить, что происходит, чем пытаться карать каждое нарушение, как ни была мне неприятна эта мысль. Особенно если за мной следили. Возможно, они искали способ дискредитировать меня. Спровоцировать. Возможно, именно об этом полковник пытался предупредить меня.
И я ждал. И наблюдал. Я наблюдал за людьми, как когда-то наблюдал за птицами и крысами. Я следил за ними, когда они собирались вместе, и слушал, как они говорят, наблюдал, как они едят и пьют. Наблюдал их особенности и повадки, как у птиц, за которыми я охотился в детстве.
День за днем. Неделю за неделей.
Так продолжалось.
У всего есть свои характерные особенности. Случайностей не бывает. Свои особенности есть у стрельбы вражеских пушек, и у наших. Та же последовательность ведения огня снова и снова, осознают это расчеты орудий или нет. Свои особенности были и у глаз. И когда я наблюдал за ними, я понял, что и они наблюдают за мной. Изучают меня, как я изучал их. Мы прятались у всех на виду, я в траншеях, а они – в телах людей.
И с каждым днем их становилось все больше. Их численность росла, а наша уменьшалась. Они шептались в углах, ставили под сомнение наши цели и решения полковника. Они говорили о поражении и о смерти. О сдаче. Орды синеглазых дьяволов, проникающих в наши ряды и ослабляющих нас. И только я мог видеть их.
Повсюду было одно и то же. Трещины в стене. И со временем эти трещины становились все больше.
Но хотя я видел их, я не мог их опознать. Это звучит бессмысленно, я знаю. Но, тем не менее, это правда. В одно мгновение у человека могли быть синие глаза, в следующее уже карие. Я видел их краем глаза или мельком, когда они поворачивали за угол траншеи или прятались в убежище. Только среди рядовых солдат. Среди офицеров их не было. Пока не было.
