Я огляделся вокруг. Никого кроме нас в бункере не было. Никого важного, я имею в виду. Только его адъютант – непримечательный маленький субъект, не представляющий особого интереса или важности. Еще одна серая тень среди полка серых теней.
Обычно полковника сопровождало целое стадо подчиненных – младшие офицеры и их адъютанты. И, конечно, адъютант полковника всегда суетился где-то позади – маленькая молчаливая тень. Они все были лишь тенями полковника, как солдаты полка были моими тенями. Их дисциплина и вера были всего лишь отражениями моей веры и моей дисциплины.
Вы думаете, это слишком высокомерно с моей стороны заявлять так? Уверяю вас, это правда. Как комиссар, я являюсь душой полка. Если поколеблется полк, это потому, что сначала поколебался я. Вот что значит быть комиссаром. Ты и есть полк. Когда страдает полк, страдаешь и ты. Когда полк преуспевает в своем деле, это потому, что преуспел в своем деле ты.
Люди – солдаты, я имею в виду – не понимают роли политического офицера. Они не видят во мне необходимости. Это потому, что они не обладали дальновидностью такого человека, как полковник. Полковник понимал меня. Он знал меня, и знал, что моя вера сильна. Поэтому он доверял мне. Нет, мы не были друзьями. Но мы доверяли друг другу.
Полковник прочистил горло, адъютант поднес ему кружку рекафа.
- Почему вы задушили его, комиссар?
- Он был трусом, мутантом и вором.
Последнее было всего лишь предположением. Я еще не успел рассмотреть медальон, но я думал, что весьма велика вероятность того, что этот негодяй его украл.
- И вы задушили его?
- Наглядный урок остальным.
Полковник рассмеялся. Его смех был резким и хриплым, похожим на карканье.
- Разве лазерный выстрел в голову не послужил бы той же цели?
Он склонил голову набок и пристально посмотрел на меня бионическим глазом, его линзы светились кроваво-красным.
- Или вы были особенно разгневаны его преступлениями?
Я ничего не сказал.
Он улыбнулся, словно я ответил.
- Вы воспринимаете это настолько… лично, Валемар? Словно их слабости и проступки – ваши.
- Комиссар, - сказал я.
- Комиссар, - поправился он. – Это уже который по счету? С тех пор, как мы прибыли сюда, я имею в виду.
Это не был настоящий вопрос, и я не видел причины отвечать на него. У полковника были и более важные дела, чем способ казни труса. Война тянулась уже многие месяцы. Даже годы. Трудно сказать точно, когда день и ночь сливаются в одно бесконечно серое ничто. Но такова была война здесь. Бог-Император повелел, и мы должны были повиноваться.
