Порода | страница 4



В цех Терентий Никитич пришел первым. Он внимательно и деловито обошел все пролеты. У станка Алексея остановился, поднял зачем-то валяющийся у станка болт и аккуратно положил на край. Потом потрогал станок, словно тот еще хранил теплоту рук Алексея, и, досадливо махнув рукой, пошел дальше.

Терентий Никитич никогда не приходил в цех так рано. Мертвый, неподвижный цех казался чудным ему. Он был больше и внушительнее, чем всегда. В сутолоке повседневной работы величина цеха не так замечалась. У станка Карякина на большом, тусклом, еще не обработанном коленчатом валу сидел голубь. Голубь дружелюбно смотрел на него своими черными, круглыми глазами, словно приветствовал его ранний приход в цех.

Терентий Никитич усмехнулся голубю и тут вспомнил, что не захватил с собою хлеба. Это опять повернуло его мысли к размолвке с Алексеем и к тому, что Алексей уехал.

Гулко захлопала входная дверь. Цех начал наполняться. Каждый рабочий подходил к своему станку и здоровался с ним, ощупывая его глазами.

Терентий Никитич пустил свой станок. Привычный шум успокоил его. Вал быстро завертелся, и стружка металлическими червями поползла со станка.

В обеденный перерыв в цеху теперь весело. Второй пролет, подняв работу по социалистическому соревнованию и заработав двести рублей, коллективно купил на эти деньги для всего цеха музыкальные инструменты. В цехе создали целый оркестр, хор, и в хоре этом видное участие принимал начальник цеха.

Красный уголок был слишком мал, и полдник устраивали в самом цехе. Музыканты спешно закусывали и, еще пережевывая обед, настраивали инструменты.

Звуки баяна подзадоривали многих.

Секретарь комсомола Ванька Колчин скидывал валенки и начинал отбивать чечетку с частушечным припевом:

Мой милок с тоски
Потерял носки,
А я валенки —
На завалинке…

В разных местах подтягивали:

Цыганочка, ока-ока,
Ваших нет, четыре сбоку.
Цыганочка черная!
Подвела…

И все лица расплывались в широкую улыбку.

Больше всех веселья вносила в цех крановщица Настасья. Большая, плотная, краснощекая, несмотря на свои сорок лет, она выходила в круг, туже повязывала платок и под поощряющие хлопки сначала степенно и медленно ходила по кругу, потом все ускоряла темп и наконец бешено откалывала «русскую», вызывая на всех лицах очень веселые и даже горделивые улыбки: знай наших!

В са… в са… в са… в са…

выкрикивал Митька Банков, и весь круг буйно подхватывал:

В саду ягодка малинка была,
В саду ягодка малинка была.

Настасья срывала платок с головы и, встряхивая стрижеными волосами, помахивая платком, неслась по кругу, подпевая приятным грудным голосом: