Митинг открыл Андрюша Мухин. Он внимательно оглядел собрание, слегка задержался взглядом на Карякине, стоявшем у стены, прислушался к шуму машин в цехе, словно хотел убедиться, работает ли вечерняя смена.
— Товарищи! — сказал Мухин. — Поступило заявление от лысовских коммунаров, что гражданин села Лысова, он же рабочий-токарь нашего цеха, Андрей Булкин вел агитацию в деревне против коллективов, а также смущал крестьянство, чтоб не везти красный обоз, не сдавать хлеба государству. — Мухин передохнул, посмотрел, какое впечатление произвели его слова на рабочих, и продолжал: — Кроме того, конечно, Андрей Булкин имел батрака, которого подвергал эксплоатации и не выплатил денег. Товарищи, Андрей Булкин якшался, конечно, со всеми кулацкими слоями деревни. И он привлекается за контрреволюционную агитацию по статье пятьдесят восьмой прокурором. Товарищи! Андрей Булкин — наш цеховый рабочий. Можем ли мы терпеть в своем цехе такую контрреволюцию, товарищи? Можем ли мы, чтоб под нашим же боком враги подымали голову? Товарищи! — совсем уже кричал Мухин. — Надо руки отшибать тем, кто мешает нам строить наше рабочее дело! Товарищи рабочие!..
Андрюша долго еще говорил и о классовой борьбе, и о трудностях, и о том, какой вредный гад Андрей Булкин.
Когда он окончил, у него дрожали руки, и даже слезы навернулись на глаза. Теперь после своей речи, он был уже окончательно убежден, что Булкина надо немедленно гнать из цеха.
В уголке наступило тяжелое молчание. Булкин ожесточенно теребил бородку и густо посапывал широким рябым носом.
— Пущай сам Булкин скажет. Нельзя так человека без проверки хаять, — раздался в тишине от двери голос бригадира Старикова.
Булкин вскочил с места более быстро, чем от него можно было ожидать. Густой его голос тяжело повис в уголке.
Круглыми глазами тревожно ощупывал он каждого рабочего и, ни в ком не находя сочувствия, беспокойно жаловался цеху:
— Не виноват я!.. Ни в чем не виноват!.. Все произошло на личной почве… между мной и Терентием Карякиным. Сам же он зазвал меня к себе и напоил. А спьяну всякий может сболтнуть лишнего. Он вот действительно на власть жаловался. А я, граждане, не шел против обоза, богом клянусь, не шел. И хлеба пятнадцать пудов сдал, а остальные для семьи оставил. Всем есть надо. И против коллективов не шел. Сам хотел коллектив организовать — не разрешили. Да что это такое, граждане? Я же сам в партию подавал — не приняли же меня. А теперь такое возводят!.. Нечего старика слушать! Карякин еще не такого наговорит!
