Он зацепился взглядом за папку, лежащую рядом с Энжи. Рисунки. Возможно, она не будет против? Он ведь просто их пролистает, пока ждет. Стас аккуратно вытащил папку из-под руки девушки, положил себе на колени, раскрыл. Алые паруса и шторм, штиль и девушка на берегу, смотрящая вдаль. Море, море, море и…
– Я?
Так тепло и хорошо… Но почему-то неудобно.
Я потянулась, ощущая, как впиваются в тело острые камни. Ох, черт! Как можно было отрубиться на пляже? Я прислушалась к ощущениям: дождь все еще стучит по навесу, правая рука онемела из-за твердой гальки под тонким пледом, левая кисть замерзла – ею я сжимала папку с рисунками. Зато плечам, спине и поджатым к груди ногам вполне тепло. И голова лежит на чем-то мягком.
Открыв глаза, я заметила пиджак, которым меня укрыли. И чье это? Знакомый одеколон, слишком знакомый… я чуть повернула голову – и носом уткнулась в коленки, обтянутые голубыми драными джинсами.
– Проснулась? – раздалось сквозь шум дождя.
Я вскинулась, моментально принимая вертикальное положение, и осоловело уставилась на сидящего рядом Соломинцева. Так, значит, это его колени были тем самым «мягким» под моей головой? Я постаралась как можно незаметней расчесать волосы пальцами, чтобы не являть собой заспанную ненакрашенную кикимору. Но Соломинцев ничего не добавил, лишь улыбнулся, не ехидно, а как-то удивительно тепло.
– Ч-что ты здесь делаешь? – пролепетала я, голос после сна слушался плохо.
Пиджак, который странным образом не свалился, когда я подскочила, начал медленно съезжать с плеч. Я машинально подтянула его повыше, спасаясь от холода, чем вызвала очередную улыбку. Какой-то Стас сегодня подозрительно довольный! Я нахмурилась, отворачиваясь и закутываясь плотней: сам отдал – сам виноват.
– Решил прогуляться по пляжу, – невинно ответил Соломинцев.
– В дождь? – Я скептично изогнула бровь.
– А почему нет? – удивился Стас. – Смотри, какое море красивое!
Я вздохнула, переводя взгляд на море, которое действительно было потрясающим. Села поудобнее, подтянула поближе папку с рисунками. Не зря я вцепилась в нее во сне мертвой хваткой, знала, что опасность поблизости. Попади она в руки Соломинцеву, и он не улыбался бы сейчас, а откровенно ржал. Я искоса посмотрела на безмятежного Стаса. Почему всегда подозреваю его в худшем? Ах да. Обвинения в блате и унижения нисколько не способствуют нормальному общению.
– Ну да, красивое… – протянула я в ответ.
Стас подвинулся ближе и устроился на краю одеяла, касаясь меня плечом. Только тогда я заметила, что сам он сидит нахохлившись, как воробей. Пиджак его у меня, а у самого Соломинцева осталась лишь та красная майка с надписью. Кажется, он не переодевался после работы.
