Вера не понимает.
— Генеральша эта, — поясняет Шильдер, — при родах она редкий гость, больше о воинстве херувимском заботится. Конкуренция нашей повитухе. Нагуляет девка и к ней. Верно, извините, которую калечит.
— Вы бы, Шильдер, вместо чем пьянствовать, хоть бы здесь поработали.
— Рекомендуете акушерством заняться?
— Перестаньте, прекрасно понимаете. Нет, с калечием… Вероятно, редкий день вензелей не рисуете?
— Спасибо, Вера Алексеевна, на добром слове. Пью я, право, не зря. Из-за отсутствия радости. Красно сказано? Что делать, но по-моему радость должна быть большой, своей собственной, этак, чтобы всего перетряхнуло, либо радостью коллектива, где твое я — ничто, песчинка. Здесь ни того ни другого. Скучно живут. И мы с вами, что ни говорите, скучно живем. Поэтому люди скотинятся, пьянствуют. Еще находят выход в половом экстазе — ведь другие пути все заказаны.
— Пустое, — режет Вера.
* * *
Вечером в Гайворово вернулся Салов с компаньонами. Прикатили они на тройке. Салов долго кричал на Клавдию Петровну, а та плакала. Попадья старалась узнать у генеральской девчонки, с десять морковок дала. Но так-таки ничего не выведала:
— Дура ты, простоволосая…
У Тони болит голова. Разделась, легла на кровать и наблюдала за Верой. Ей все равно, что та укладывается.
— Завтра я от тебя уезжаю, — говорит Вера, сидя в одной рубахе перед раскрытой корзиной, — сил моих нет на твое безделье смотреть, ни на твоих дражайших родственников. Ты не обижайся.
— Я не обижаюсь, к тебе заглянуть можно будет?
— И можно и должно. Увидишь, как люди живут… У тебя, что вчера, то и сегодня: ешь, спишь, дышишь, потом опять спишь, дышишь, ешь…
— Нет, Вера, ты всего не знаешь…
Замолчала, слов нет объяснить. Будет не то… Уже вяло кончила:
— Со стороны все иначе. Когда думаешь двинуться?
В окне появляется испуганное лицо Корнуева:
— Товарищи, сейчас Еремеев Машотина пристрелил…
— Как! — подбежали к окну.
— Не знаю, что промеж них вышло… Только из конторы выскочил Машотин и бежать по улочке. «Помогите» — кричит. Сзади Еремеев с револьвером. Машотин на повороте споткнулся. Еремеев сзади подбег и в упор… Нет, уж как хотите, а надо ему сказать, что никакой возможности нет. А то бы город запросить? Ну, почто человека убил?.. Добро бы еще мужика, а то мальчонка совсем.
— Нет, — сухо говорит Вера, накидывая на плечи платок, — нельзя, Корнуев. Должна быть, дисциплина. Когда уляжется, я с ним поговорю… Даю вам слово. Я давно собираюсь.
