У костра едят. Вот кончили. Василий — это он — прикуривает от уголька и идет с собакой к дороге…
Тоне страшно.
— Василий! — окликает она и сразу понимает, что этого делать не следовало.
— Кто звал? — спрашивает тот, подходя, — да, ну! попова барышня. Во… как попала?…
Сел рядом.
— Хорошо, что пришла. Очень хорошо. Ты мне очень нужна. Понимаешь? во…
Показал на горло. Прислушался — издалека слышен лошадиный топот:
— Пойдем в сторону, еще заметят. Каюк будет.
Пошли, молча, временами прижимаясь друг к другу, спотыкаясь об арбузы. Дед попрежнему сидит у потухающего костра.
— Ты чего там? — окликает Василия.
— Ничего…
Собака, отстав, подбежала к старику. Когда отошли вглубь, где кончилась бахча и стоял стог сена, Василий, сжав руку, потянул вниз. Машинально слушаясь, Тоня опустилась. Василий быстро, прерывчато заговорил в самое ухо:
— Зачем пришла? А, зачем? Хочешь, скажу…
Все продолжал невнятно говорить… Тоня еще отбивалась, просила, но тихо…
— Молчи… смотри, дед услышит. Он снохач, даром что старик… Молчи, хуже будет…
На их возню залаяла собака, но скоро замолкла, и только яркие, дрожащие в своем свете звезды, казалось, спускаясь с неба, светили сверху. Чудилось Тоне, что кто-то сильный, отрешив от всего, возносит ее к этим далеким звездам с пыльной земли…
Утром первое время провожал Василий, лохматый, пахнущий степью, махрой, странно близкий и далекий в одно и то же время. Не доходя поселка, отстал, на прощанье крепко прижав к себе. Дальше шла одна. В утреннем густом, снизу лиловатом тумане еле обозначалось полотно железной дороги… Едва дошла до плетней с высокими придорожными лопухами, как силы вдруг оставили, и Тоня упала головой прямо в пыль, упираясь голым локтем в конский навоз. Плача, говорила:
— Мерзкая, дрянная, вся в сестру! Та, как собака, таскается. И я такая же…
* * *
Вера, не найдя с утра, с кем бы отвести душу, отправилась на станцию. На платформе, кроме зеленого пустого бака для воды да спящей в его тени собаки — пусто.
— Можно диву даться, — рассуждает про себя Вера, — будто нарочно людей спрятали.
Посмотрела наверх, но ничего не увидела через свои стекла. Собралась продолжать путь, как окликнул Шильдер:
— Не боитесь солнечного удара?
Говоря, выскочил через окно.
— Конечно, нет, глупости… у меня волосы густые. Вы что без фуражки вылезли — у вас лысина.
— Ничего: зеркальная поверхность — лучший отражатель.
Смеются.
— Как ваша самогонка? — спрашивает Вера.
— Спасибо, пока не пробовал. Помешали… то-есть рядом роды были. Превосходительная акушерка была.
