— Не ищи, товарищи, я уже пытал. Чего зря время терять, — ответил Василий.
— Одному несподручно… Мы вдвух весь дом перевернем.
Говоря, хотел пройти в дверь, но Василий поймал за руку:
— Коли говорю, смотрел — не лезь…
Поспорили. Потом ушли. Еще долго не верилось, что избавились…
Вера вылезла из-под батюшкиной вдовой кровати уже на рассвете. Вся запылилась.
— Откуда ты этого Василия знаешь? — спросила Тоню.
— Видала раньше, на бахче…
— Хоть одного знаем. Теперь всех изловим.
— Что?! Вера, ты хочешь выдать?!
— Конечно, не ждать же, чтобы он мне, в конце концов, горло перерезал.
— Но он… это невозможно. Ты знаешь, что без него ты погибла бы. Василий же спас. Ты должна обещать.
— Что?
— Молчать.
— Чтобы в другом месте…
— Ты не смеешь ничего предполагать. Возьми в толк, не будь его — нам с тобой не разговаривать. Обещай молчать.
Вера поправила очки, призадумалась. Потом очень сухо, скрипуче:
— Ничего тебе обещать не буду. Сама с указаниями не полезу. Поняла? Если спросят — дело другое, я не имею права…
* * *
Весь день Тоне не по себе.
Слонялась по двору среди мух, кур. Земля на дворе от помоев, помета — скользкая. Следом идет старый поп. Жужжит все свое нудное. Наконец, отстал…
Возвращаясь из коровника, Тоня заметила дверь в погреб открытой, подошла прикрыть. А из нее необычно быстро выбежал поп, рот полон, руки в твороге. Вытирая их о порыжелую ряску, оставлял на ней белые пятна. И достанется бате за сворованный творог!
Часа три просидела в комнате, тупо смотря в угол. Когда солнце спустилось к западу, наконец, вышла на крыльцо.
Вера сидит на ступеньках. Заедает хлебом молоко и беседует с зашедшим Шильдером. У последнего длинная шея с большим кадыком, на ногах обмотки.
Показывая, на Тоню, Вера волнуется:
— Разве можно жить без дела! ни к чему интереса… На что себя готовишь? Нельзя, Тоня, жить в ожидании, чтобы тебя кто-нибудь взял замуж. Подумай, работы угол непочатый…
На разговор выходят обе племянницы. Они в папильотках, поэтому, несмотря на жару, головы повязаны. Шильдер козыряет — бывший кавалерист не забыл свои повадки, сидя в кассе. Говорит он быстро, перебивая себя, собеседника:
— Нет, Вера Алексеевна, вы неправы, это судьба, фатум… Говорят, существует — виноват, я прямо — охота за женщиной. Ерунда. Есть охота за мужчинами. Женщина — что? самка, сидит пауком по середине тенет, охотится. А те, болваны, попадаются. Отсюда все наши несчастья, т.-е. что шармом называют: семья, дети, уют — весь женский арсенал, т.-е. наши враги… Через двести лет, когда женщины войдут в силу, нас запрячут в клетки и будут выдавать по талонам. Я, виноват, не верю женщине — она хитрая.
