А приводной ремень скользил плавно и мягко и также мягко принес и поставил у стола свежую точно с морозного воздуха и шелковистую Тамару Петровну, делопроизводительницу стола учета.
— Можно к вам?
В глазах и голосе веселость и неистощимая надежда.
— Самый неприятный элемент, еще потом сослуживцы подтрунят. — И, не взглянув, спросил нарочито грубовато:
— Ну, что?
Ах бывало, не раз бывало воплощалась она в воображении, покорная всем желаниям и теперь еще неловче смотреть на красивые открытые плечи.
— Ну, что?
— Вот тут ведомость подписать.
И встала слишком близко, можно бы и подальше. Хочется подписать поскорей, но ведомость интересная, умело бегут глаза по графам и цифрам.
— А почему здесь не показан средний оборот вагона?
Низко заклубились томящие темные волосы и нужно поднять, только поднять голову и окунуться в ждущие глаза: инженер Воробьев — завидная партия.
— Ах, подождать, не подписывать, пусть стоит возле, еще, еще! — Но больше нельзя, все разъяснено, ведомость подписана и нет уже Тамары Петровны.
А кабинет манит к себе все новых людей. Здесь, пришел, зовите по телефону, делайте доклады, несите бумаги, здесь, здесь инженер Воробьев. И внимательно слушает бронзовый глупый олень, как торопливой походкой ходит по кабинету время, и верит инженер Воробьев, что идет оно скорее, чем дома.
Но вот 4 часа — конец, до нового утра, можно обедать, любить, отдыхать, хлопотать.
— До завтра!
— Прощайте!
Хлопает пружинистая дверь, считает все ли ушли, одного долго не не досчитывалась: Андрей Прокофьевич вышел, как всегда, на час позже всех.
— А все же нужно бы посмотреть, какой вагон дали этому доктору. — Прошел на вокзал, отыскал и остановился, в окнах вагона никого не было видно.
— Ага, жесткий Киево-Воронежский 4-го класса N 535; вот и все, вот и все, больше здесь нечего делать, нужно итти домой. А может войти? — и нерешительно вытащил из кармана вагонный ключ, постоял, оттягивая время, как тогда с Тамарой Петровной и повернулся уходить. Из вагона выскочил Пострелкин.
— Любопытствуете, Андрей Прокофьевич, может зайдете, скучает доктор-то, — и наклонился к уху с шепотком доброжелательным, — других бы не пустил, а вас завсегда, потому старое начальство, знакомое, зайдите, поинтересуйтесь!
Уже не раздумывая, Андрей Прокофьевич шагнул в вагон. Первая половинка была пуста. Пострелкин постучал во вторую, запертую, и сейчас же открыл дверь своим ключом.
— К вам вот!
— А-а Пострельки, Пострельки venez ici, venez!
