О том, что их действия представляли собой «малую войну» в виде набегов и засад, ясно говорится в разделе высказываний (биликов) Чингисхана у Рашид ад-Дина. В одном таком деле Темучжин был якобы один против шестерых, о чем он как-то рассказал своему нойону Бала-Каджа: «Прежде чем я воссел на престол государства, я ехал однажды один по какой-то дороге. На [моем] пути шесть человек устроили засаду… Когда я подъехал к ним, я обнажил меч и напал на них. Они в свою очередь меня обстреляли. Все стрелы пролетели мимо, и ни одна в меня не попала. Я их зарубил и проехал невредимым… Шесть их меринов… бродили [кругом], не даваясь в руки. Я всех шесть погнал и привел [с собою]» [38, с. 264]. Однако скорее всего атаковал как раз Темучжин — меткие монгольские стрелки из засады, которую к тому же неясно как Темучжин распознал, гарантированно побеждали бы. Но если на самом деле в засаде или набеге был Темучжин, то шансы были предпочтительнее у него, да и тот факт, что на склоне лет Чингисхан с удовольствием вспоминал о результате — шести приведенных конях, говорит, что для него в тех обстоятельствах и шесть коней представляли значительную ценность. В другом месте говорится об аналогичном масштабе действий: «Я ехал с Богорчи, на горе находились в засаде против нас двенадцать человек. Богорчи ехал сзади. Я его не подождал, а, понадеявшись на свою силу и мощь, напал на них. Они все двенадцать разом выпустили в меня стрелы, их стрелы летали вокруг меня, а я нападал. Вдруг мне в рот попала стрела. Я упал и от жестокости полученной мною раны лишился чувств. Меж тем подоспел Богорчи… Покинувшая меня душа вновь вернулась в тело, появилась способность чувствовать и двигаться. Я встал и вновь кинулся на них. Они устрашились моей крепости» [38, с 265]. Разумеется, от неудач не был застрахован и Темучжин, но они вполне компенсируются выбором верных и надежных соратников, так называемых «четырех кулюков»[55]: Боорчу, Борохул, Чжэлмэ (или Чилаун в другом варианте этого списка) и Мухали. По мере успехов в деле завоевания этого специфического кочевнического авторитета Темучжин понемногу обрастает все большим числом нукеров-соратников.
К его дополнительному везению хунгиратский нойон Дэй-сэчэн выполняет давний уговор с его отцом и окончательно отдает ему замуж свою дочь Бортэ-фуджин с весьма приличным по тем понятиям приданым. В данном случае это было возобновление условного брака, заключенного в 1164 г. за своих детей отцами Темучжина и Бортэ. Осуществлялся он на тех условиях, чтобы Темучжина взяли в приймы как зятя, что и было закреплено подарками от отца жениха — Дэй-сэчэн применяет в ходе сговора термин «зять-жених»: «Дочку свою согласен отдать. Оставляй своего сынка в зятьях-женихах» [16, с. 87]. После чего сговор окончательно закрепляется со стороны жениха Есугаем: «подарил ему Есугай своего заводного коня, оставил Темучжина в зятьях» [там же]. Хотя прошло уже несколько лет и брак был еще условным, для Дэй-сэчэна его фактическое исполнение стало своевременным — Бортэ-фуджин было около 25 лет и она как раз вступила в брачный возраст. Несмотря на существующие стереотипные представления о раннем возрасте вступления в брак в Средние века, на самом деле монголы, особенно малого достатка, женились (выходили замуж) достаточно поздно, в возрасте 25–30 лет (см. [81, с. 175]).
