. Нигде в языческом контексте не встречаем мы заявлений о том, что «единый бог» – один-одинешенек, что других богов не существует. Однако встречаем немало заявлений о том, что один бог превосходит всех остальных или над ними властвует.
Постараемся не думать, что монотеистические верования чем-то «выше» политеистических и что отход от язычества – сам по себе прогресс. Это не прогресс. Но и не регресс.
Это очевидно не только из античных надписей – сотен известных нам надписей, посвященных Величайшему Богу, – но и из писаний античных язычников[103]. Вот, например, что писал убежденный язычник Максим из Мадавры в письме к церковному богослову Августину в конце IV века:
С тем, что форум нашего города заполнен собранием боговспасителей, мы не спорим и это признаем. И кто бы мог так ошибаться и быть столь безумен, чтобы не признавать с полной определенностью: существует один высочайший Бог – Бог без начала и конца, подобный великому и славному отцу? Под разными именами призываем мы силы, пронизывающие сотворенный Им мир, ибо, очевидно, Его имя никому из нас неведомо: «Бог» – имя, общее для всех религий. Итак, хотя и почитаем мы, так сказать, Его части по отдельности, но с различными мольбами обращаемся и к Нему во всей Его полноте[104].
Христиане понимали, что мысль о едином верховном божестве привлекает многих язычников. Примерно двумя столетиями ранее защитник христианства Афинагор Афинский писал: «Мы [т. е. христиане] – не единственные, кто ограничивает Бога единым существом; почти все, кто имеет склонность и способность размышлять об устройстве мира, здесь единодушны – даже против собственного желания признают они, что божество едино»[105]. А вскоре после этого еще один христианский апологет, Тертуллиан, задавал риторический вопрос: «Разве не признано всеми, что есть божество высочайшее, наиболее могущественное, бог-правитель мира, наделенный абсолютной властью и величием?» («Апология», 24).
Короче говоря, утверждение христиан, что на свете существует лишь один величайший бог, для язычников вовсе не было чем-то невиданным и неслыханным. Об иудеях и их вере большинство язычников, без сомнения, знали: иудеи исчислялись миллионами, жили по всей империи, их много обсуждали. Но дело не только в этом: идея единого бога все чаще звучала и в языческих традициях, как философских, так и религиозных.
С другой стороны, говоря о едином боге, христиане настаивали на двух важнейших оговорках. В отличие от языческих генотеистов, они верили, что этот единый бог – не кто иной, как бог христиан. Кроме того, они настаивали, что всякий, кто выбирает поклонение этому богу, должен полностью отказаться от поклонения всем остальным богам. Можно было бы предположить: для мира, полного богов, такое требование звучало неуместно, даже оскорбительно – с ним христианская проповедь никогда не достигла бы успеха! Однако вышло наоборот. Именно это требование привело к успеху христианства
