Хорунжий отъехал на кресле к аквариуму, сосредоточил внимание на рыбках.
— Много было! Знаю! Только сейчас проверки кругом! А ты мало того, что парня прессовал, еще и важную для следствия информацию проигнорировал! Дело Мостового вернули на доследование! Тебе запишут выговор! Премии не будет! Все! Свободен!
Носов, с трудом сдерживая обиду, вышел из кабинета. Однако дверь закрыл за собой аккуратно, даже вода в аквариуме не колыхнулась. Знал, что вынесенный приговор справедлив. «Так вот почему Петрович избегал смотреть в глаза! Опять оставил на бобах». Но потерянных денег все равно жалко. А Калганов, этот рыжий «коверный», скорее всего премию получит. Правда, кресло любимчика под ним, походу, пошатнулось. Любитель данио двухцветных получил дело неожиданно быстро, что бы там ни говорил Петрович про личные мотивы. — Этот факт немного улучшил настроение Носова. Можно было это дело перекурить. — Надо же, двухцветный, прям тебе наш флаг!» Насвистывая шлягер про чумачедчую весну, Носов шагнул на лестничный пролет, где курили коллеги из других отделов. «Рассказать им что ли про двухцветного?»
Тамара обложилась фотографиями. Старые пожелтевшие снимки на ее коленях подрагивали — она беззвучно плакала. Казалось, лица были всюду: на диване, на столике и на полу. С каждого снимка на нее смотрел Тимур — Тимур в детстве, Тимур с Тамарой, Тимур в кругу семьи, ее семьи. Садик, школа, пляж… Тамара закрыла глаза. Зайчик под елкой в белых колготках и шортах с помпоном. Тамара вспомнила, как мама пришивала этот хвостик на шорты перед утренником и поэтому не уложила ей косички «в корзинку». Не успела. Тамаре тогда она много чего не успевала делать из-за него, Тимура, бедненького мальчика, как назвала его мама сегодня в морге. Тамару душили слезы. Ей было страшно признаться себе, что многолетняя обида на брата не прошла даже после его смерти. Наоборот. Усилилась. Снова все вокруг были заняты этим маленьким засранцем. Как прав Виктор. Похороны отодвинут дату свадьбы, все получилось именно так, как он и предвидел, пока она, ослепленная чувством вины, играла в заботливую сестру и хотела вытащить братца из элитного заведения доктора Сушко. Дурочка. Если бы Тимур не сбежал, то остался бы жив! Боже, сколько еще таких «если» ей придется пережить?
В тот злополучный день, когда Тимур исчез, и они мчались сломя голову к доктору Сушко, Виктор рассказывал, что клиника находится почти на том месте, где когда-то был храм, в котором венчались Гумилев и Ахматова. На Слободке. Тогда еще Тома вспомнила стихи Ахматовой, вернее, только пару строк, услужливо подсунутых памятью:
