Захаревич прекрасно знал, кто такая Тамара. Вдова покойного оперативника Воропая, сама юрист, подруга юности Калганова и Шульги. А кроме того, еще и адвокат Новака, персоны, известной далеко за границами своего круга. Теперь, как выясняется, еще и родственница этого Тимура. Да, тесен мир. И весь этот мир рано или поздно оказывается у него под микроскопом. Интересно, почему?
Воха встал с края стола и приблизился вплотную к спинке стула, буравя взглядом затылок Захаревича. Тот вздохнул и продолжил:
— Да там целый букет болячек. Но смертельный приступ, судя по всему, спровоцировал наркотический голод.
— А по-человечески?
Захаревил взял в руки пакетик.
— Здесь препараты амфетаминовой группы. Они лежали в той квартире на столе. Кстати, ты же их и изъял. На пакете — отпечатки Тимура. Значит, «колеса» принадлежали ему. Если их сначала принимать, а потом резко прекратить — наступает гипертермия.
— Судороги? — проявил осведомленность Воха.
— Это тоже туда входит. В клинике, как я понимаю, жертву лечили от наркоты. Как сбежал — сразу хапнул. Потом не давали, процесс пошел. С его сердцем в такие игры не играют.
— Это можно «продать» как несчастный случай? — Воха и сам удивился, уловив просительные нотки в своем голосе. Захаревич медленно встал и потянулся. В шее у него что-то хрустнуло.
— Понимаю, дело заводить неохота. Не будь Тимур связанным, я бы с дорогой душой исключил криминал. А так — извини. — Захаревич снова уселся за стол. Костяшками пальцев потер покрасневшие глаза и принялся заполнять свежий бланк.
Воха понял, что пора и честь знать. Вышел он, как и зашел, быстро и не прощаясь.
Галогеновые лампы дневного света вибрировали под потолком. В кабинете Хорунжего их установили совсем недавно, и никто еще не привык к гулу, возникавшему, когда лампы нагревались. Поэтому сидели, задрав головы кверху в ожидании, пока что-то там не щелкнет и гул не стихнет.
В своем кресле Хорунжий выглядел частью интерьера, за столько лет кресло приняло формы хозяина, а цвет стен, перекрашиваемых каждую весну, казался продолжением его полицейской формы. За приставным столом расположились подчиненные. Хорунжий привык, что справа находится взъерошенный Воха, напротив него — Носов, как всегда с недовольным видом, а в торце… В торце на этот раз сидел новичок Кошель. Из-под опущенных век он украдкой разглядывал кабинет. Воспитанный мальчик! Хорунжий заметил, как новенький остановил взгляд на аквариуме с рыбками и уже не мог отвести от него глаз.
