— Такая информация на дороге не валяется. Она меняет судьбы. Deus ex machina[10] или вроде того. Лет через пятнадцать-двадцать скажешь мне спасибо. Пожалуйста, поверь мне — не прячь деньги под кровать.
— Ты закончил?
— Да.
Франсин вздохнула:
— Деньги будут.
Месснер вытаращил глаза:
— Так и знал!
— Но не очень большие. Можно сказать — маленькие. Большую часть денег он завещал матери.
— Недолго им оставаться маленькими.
— Ответь мне на один вопрос, Дейв.
— Запросто.
— Только честно.
— По-другому я не умею!
Франсин выдохнула:
— Ты хороший маклер?
Месснер улыбнулся:
— Лучший!
— И ты действительно знаешь, о чем говоришь?
— Конечно.
— Портфель будет открыт на мое имя, деньги будут под моим присмотром?
— Фрэн. Фрэн. Ну конечно! Да, да и да. Верь мне!
— Хорошо. Хорошо. Приходи завтра — мы поговорим. А сейчас мне нужно побыть одной. Я по-прежнему считаю, что нам надо сделать перерыв.
— Как скажешь. — Он улыбнулся. — Если передумаешь — сразу звони.
Чувство вины дает метастазы. Мутирует. Перемещается по организму. Вверив свое финансовое будущее в способные руки Месснера, Франсин поняла, что от чувства вины ей теперь не избавиться: оно курсировало по ее кровеносным сосудам и принимало причудливые, злокачественные формы. Она винила себя за то, что проводит мало времени с Марлой, что слишком много ест. Что не пишет диссертацию или что пишет диссертацию, вместо того чтобы заниматься другими делами. Франсин винила себя даже за само это чувство вины. Ей стало казаться, что первоначальная вина — та, из которой выросли все остальные, — объяснялась тем фактом, что она не способна быть человеком без чувства вины, беззаботной и ни о чем не жалеющей прожигательницей жизни. О той вине, которую внушил ей Месснер в обмен на помощь с отцовским наследством, Франсин не задумывалась. Она не допускала даже мысли, что он мог сделать это нарочно — сыграть на ее совестливости, дабы удержать ее. Ведь чем дольше он будет распоряжаться деньгами, тем больше они будут расти в цене и тем сильнее ее станет грызть совесть. Она окажется в плену. И вновь начнет терзаться чувством вины, заставляя себя проводить с Месснером больше времени. Словом, когда промозглым, слякотно-серым декабрьским днем Франсин садилась в «форд-вендженс» Марлы, чтобы ехать в аэропорт встречать Артура, вся ее жизнь превратилась в одно сплошное угрызение совести.
Увидев Артура у выхода из аэропорта — он стоял на подернутом снегом тротуаре в облаке своего теплого дыхания, — Франсин испытала доселе невиданный по силе и нежности укол вины. Месснер никогда не вызывал в ней таких чувств. Она смотрела сквозь обледенелое окно автомобиля на живого, настоящего Артура и с любовью вспоминала его решимость, его страсть, то, как он очертя голову бросался навстречу жизни и выставлял напоказ все свои изъяны и неудачи. Он был прямой противоположностью ласкового, обманчиво заботливого Месснера. Франсин искренне любила этого ненормального.
