Кухня подстать вилле, огромная, с мраморным выщербленным полом. К стене прислонен высокий платяной шкаф с оторванными для удобства дверцами. На полках шкафа громоздятся пыльные груды канцелярских бланков и бумажек. За грудами проживает полезная ящерка, днем она ловит мух, а по ночам — комаров. Ящерка вполне дикая, к солдатам с их шутками она относится критически и близко их не подпускает. Ящерку можно застрелить, но поймать — едва ли.
Йонькин Т-образный стол стоит посреди бывшей кухни. Справа от него глубокая мойка, там полно бумаг и книг. Книжками солдатской библиотечки тоже командует Йонька, они у него сложены в длинных деревянных ящиках из-под боеприпасов.
— Я все это разберу, — с воодушевлением говорит Йонька и гибкими пальцами пианиста указывает на бумажные джунгли. — Посмотри, пожалуйста, в ящиках, отложи мне, если найдешь что-нибудь интересненькое. Я читать очень люблю, только времени нет.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Но ты мне койку какую-нибудь организуй, спать.
— Да-да, — говорит Йонька. — Я только на минутку… — Он вдруг срывается со стула и ныряет в дверь, как будто появилась у него внезапная естественная нужда и он побежал за угол — побрызгать.
Я открываю ящики с книгами. Вповалку и вперемешку лежат Агнон и Лев Толстой, Томас Манн и Чехов издания армейской библиотечки «Тармиль». С удовольствием обнаруживаю и свою книжку — как будто встретил в толпе доброго родственника. Кладу на Йонькин стол, рядом с пепельницей, сделанной из гильз и пулеметной ленты, Чехова, Гоголя и Достоевского, и свою книжечку подбрасываю не без задней мысли: теперь можно жать на Йоньку куда сильней, сейчас он вернется и быстренько организует мне койку и, может, душ. Да и гимнастерку со штанами неплохо было бы поменять на свежий комплект.
В дверь заглядывает какой-то офицер, оглядывает комнату, спрашивает сердито:
— Йони уже ушел?
— Сейчас придет, — даю я справку. — он на минутку вышел…
— Придет он сейчас… — раздраженно машет рукой офицер. — Да он в полк уехал с командиром!
Значит, самому мне придется искать себе коечку. Может, это и к лучшему.
С веранды виллы видна предвечерняя долина, справа торчат на горе сирийские локаторы. По левой стороне, невдалеке, розовеет двуглавый христианский храм в сосновой роще. Сосны как две капли воды похожи на пинии, как будто их привезли сюда из Рима: на длинных стройных стволах грушевидные кроны, темные, почти черные. Никакого движения не видно возле храма — ни верующих, ни неверующих. Вот просто стоит в лесочке красивый, как украшенье, дом, и всегда он тут стоял, и все перестоит. И никакого он отношения не имеет к людям. К людям имеет отношение танк, едущий по дороге.
