— Так почему, бес тебя побери, ты этого не делаешь? — поинтересовался Комплейн. — Ты же знаешь, что говорится в Литаниях: сдерживаемые недобрые инстинкты нарастают и поглощают сознание, в котором гнездятся. Берись за дело, Дырявая Губа.
Он был мгновенно схвачен за руку, и острие ножа оказалось в миллиметре от его горла. Прямо перед ним было лицо — половина, перекошенная гневом, вторая — застывшая в мертвой улыбке, а серый глаз смотрел сам по себе, будто поглощенный какими-то собственными видениями.
— Ты не смеешь меня так называть, ты — гниющая стерва! — прошипел Вэнтедж.
Он подержал нож у горла Комплейна, потом отвел руку и отвернулся. Ярость его угасла и ее сменило что-то вроде раскаяния — он, видимо, вспомнил и о своем недостатке.
— Прости меня, — Комплейн пожалел о своих словах, едва успев произнести их, но Вэнтедж уже не слышал его.
Комплейн пошел дальше. Он встретил Вэнтеджа, возвращаясь из зарослей, где следил за приближением другого племени. За другими племенами надо было поглядывать, иначе могло произойти столкновение в самое неподходящее время. Такое уже бывало. Сперва стычки между случайно повстречавшимися охотниками, что заканчивалось смертью одного из них, а затем в драку ввязывались и остальные…
Направляясь к жилищам стражников за очередной порцией плетей, он не встретил никого, кроме вездесущего Вэнтеджа. Во время наказания даже палач не показал себя достойным своего ремесла.
— У тебя еще много снов-явей впереди, — апатично сказал он. — Убирайся, хватит с тебя… а я полежу спокойно. Иди-иди, поищи лучше себе другую женщину…
Комплейн вернулся в свою каюту. Где-то в одном из боковых коридоров кто-то играл на струнном инструменте — он услышал, как один из соплеменников напевал приятным тенором:
… в жизни твоей
… так долго
… Глория.
Обрывки старой забытой песни… Он оборвал ее, плотно прикрыв за собой дверь. Его снова поджидал Мараппер. Грязное лицо священника было спрятано в ладонях, на толстых пальцах поблескивали перстни.
Неожиданно Комплейн почувствовал напряженность — ему показалось, что он знает, о чем будет говорить священник, что он некогда уже пережил предстоящую сцену. Он попытался справиться с собой, но чувства обволакивали его подобно паутине.
— Пространства, сынок, — священник лениво выполнил ритуальное движение. — Ты производишь впечатление озабоченного.
— Поскольку я озабочен, отец, только убийство могло бы мне помочь.
Несмотря на эти неожиданные слова, ощущение, что все это уже было, продолжало расти.
