А потом миноширо стал отбрасывать щупальца и перья по одному.
Лысая спина миноширо ярко засияла всеми цветами радуги. Цвета смешивались, появлялись спирали в воздухе. От этой красоты мой разум опустел.
А потом миноширо стал ложным, его краски еще сияли над спиной, и картинка таяла перед моими глазами.
Сияние медленно угасало во тьме.
Все так угаснет? Стоило подумать об этом, как пейзаж изменился.
Передо мной вспыхнул оранжевый свет. Огонь горел над алтарем.
Из-под земли донесся гул голоса, прерываемый треском костра.
Сцена того дня.
Молящийся монах бросил пару таблеток и налил ароматное масло в огонь, от этого он вдруг вспыхнул.
Гул стал хором сверчков, гудящим в ушах.
День моей инициации, когда я получила проклятую силу.
Почему в конце моей жизни я думала не о семье или счастливом детстве, а об этой сцене?
Вдруг в голове всплыло другое воспоминание.
— Это против правил. Нельзя никому называть свою мантру, — возмутился Сатору.
Хоть он обычно был хулиганом, тут Сатору решил проявить себя послушным.
— Все хорошо. Мы же друзья? Я никому не скажу, — не унималась я.
— Зачем тебе знать?
— Я хочу узнать, какая мантра у тебя. Отличается ли от моей, и все такое.
— Тогда скажи мне свою, — сухо сказал Сатору.
Он провоцировал меня. Ладно. В это можно было играть вдвоем.
— Ладно, как насчет этого? Мы запишем свои мантры и покажем друг другу на счет три.
— Эм, нет. Если мы покажем кому-то еще, мантра потеряет силу.
Я хотела сказать, что это работало не так.
— И? Я все равно не успею ее запомнить. Просто увижу на миг.
— Зачем тогда это? — с подозрением спросил Сатору.
— Это покажет, что мы друзья. И мы поймем, насколько наши мантры отличаются.
Я смогла уговорить его, и мы записали свои мантры на бумаге.
— Готов? Раз, два, три, — мы перевернули бумагу и посмотрели на мантры друг друга.
— Увидела? — с тревогой спросил Сатору.
— Не все. Но она не такая и длинная.
— И твоя, Саки. Они примерно одинаковые, — Сатору обрадовался.
Он скомкал листок и поджег его. Он за мгновения стал пеплом.
— Но ты увидела хоть одно слово? — он все еще переживал.
— Ни буквы. Твой почерк так ужасен, что я не смогла ничего прочесть.
Он поверил и ушел из комнаты. Я прошла к стопке листов, на которой он писал. Сатору сильно давил, пока записывал, и остался след. Я чуть закрасила бумагу, и слова проявились.
Я поискала в библиотеке и узнала, что это была мантра Акасагарба.
Должно пройти гладко. Я задержала дыхание и сосредоточилась на Сатору.
