Сдернув суконное одеяло с койки старпома, Ульвургын сказал:
- Кит-кит (немного) грязный. Надо заменить. Вот здесь будешь спать.
Около капитанского кубрика толпились ликвидаторы. Они тихо сидели на тюленьих колаузах* и разговаривали шепотом.
[Колауз - мешок для хранения дорожных вещей.]
Этот шепот и гортанные звуки чукотской и эскимосской речи, как легкий ветерок, доносились в кубрик.
- Почему, Ульвургын, ликвидаторы так притихли?
- Морж испугайся громко разговаривать, - сказал он по-русски.
И опять он рассмеялся. Он отлично понимал, что я хорошо знаю, чего боится морж и чего не боится.
Я встал, намереваясь выйти на палубу. Но Ульвургын преградил мне путь. Он положил свои тяжелые руки мне на плечи и, глядя в глаза, молча смеялся.
- Хочешь узнать секрет? Хочешь узнать, почему ликвидаторы тихо разговаривают? - спросил он, тормоша меня.
И когда я сказал: "Конечно, хочу", - он торжественно произнес:
- Таграй спит. Вот какой секрет я говорил.
Видя мое удивление, он как-то по-особенному захохотал: "Хо-хо-хо!"
- Стармех у меня Таграй. Твой Таграй стармех, а не старик. Механик кино был, теперь - механик "Октябрины". Всем по секрету я сказал, чтобы не будили его, - сами разбудим.
- Разве Таграй здесь? - усомнившись, спросил я.
- Пойдем, пойдем к нему, - подталкивая меня на лесенку, говорил Ульвургын.
Мы вылезли из кубрика на палубу. Подмигивая ликвидаторам, Ульвургын шагал через тюленьи колаузы.
Светило солнце. Море, казалось, застыло. На нем не было даже ряби. Вдали виднелись горы мыса Дежнева, покрытые шапкой белых влажных облаков. Казалось, что эти облака впитали в себя весь туман, который с утра так густо застилал Берингово море и Чукотскую землю. Впереди, на горизонте, показались слабые очертания американского острова святого Лаврентия. "Октябрина", управляемая старпомом, шла полным ходом.
Мы остановились у люка машинного отделения.
- Полезай сюда, - указал мне Ульвургын.
Я спускаюсь по лесенке вниз и вижу парня, согнувшегося над гребным валом с масленкой в руках.
С лесенки Ульвургын сделал ему какой-то знак, и парень с масленкой, выпрямившись во весь рост, замер.
Это был Тмуге - ревизор, он же и помощник Таграя.
В глаза бросилась поразительная чистота. Дизель блестел, как лоснящаяся кожа кита. Металлические части машин до того были надраены, что отсвечивали, как зеркало. На полу - ни соринки. Для окурков пепельницы банки из-под консервов.
На столике, освещаемом сверху палубным окном, лежала открытая книга учебник физики. В стороне, около самого борта шкуны, - койка, так же как и в капитанском кубрике, завешенная ситцевой занавеской. На столбике койки висели синий комбинезон и кепка.
