Белая, как чайка, двухмачтовая шкуна действительно гналась за "Ангарстроем", отставая все больше и больше. Николай Петрович уже разглядывал ее и, не отнимая от глаз бинокля (пригодился все-таки!), сказал:
- По борту надпись "Октябрина".
Капитан отдал команду в трубку машинного телеграфа, "Ангарстрой" замедлил ход и вскоре остановился. "Октябрина" подошла к борту и казалась маленьким теленком рядом с ездовым оленем. На палубе ее стояло человек двадцать парней и девушек из чукотских и эскимосских селений.
Капитан подошел к борту и спросил:
- Что такое?
Из рулевой будки шкуны вылез пожилой человек в замасленной робе, в роговых очках с синими стеклами и радостно проговорил:
- Здравствуй, русский капитан! Я тоже капитан, "Октябрины".
- Здравствуй, здравствуй, товарищ капитан! Что ты хочешь? - спросил его капитан "Ангарстроя".
- Ничего. Только хочу сказать: здравствуй.
Два капитана стояли друг против друга, оба улыбались, и хотя улыбки их были вызваны разными мыслями, но у обоих было неподдельно хорошее чувство друг к другу.
И вдруг капитан "Октябрины", повернувшись, заметил меня. Назвав мою фамилию, он прокричал:
- Какомэй!
Я узнал в нем моего давнишнего приятеля - председателя поселкового совета Ульвургына.
- Куда идет шкуна, Ульвургын?
- Ликвидаторов развожу, а завтра опять на кульбач.
Нас перебил капитан "Ангарстроя":
- Ну, товарищ капитан, стоять я не могу. До свидания! - сказал он.
- До свидания, до свидания! - замахал руками Ульвургын.
Замахали и пассажиры "Октябрины". Прикинув, что "Октябрина" скорей доставит меня на культбазу, я решил сойти с парохода. Быстро спустившись по штормтрапу на палубу "Октябрины", я крикнул:
- Николай Павлович, оставляю свои вещи на ваше попечение. Буду вас встречать в заливе Лаврентия. Извинитесь перед Татьяной Николаевной, что не разбудили ее. Видите - некогда!
Но учитель, кажется, не слышал меня. Он беспрерывно щелкал "лейкой" и, когда у него вышел последний кадр, торопливо стал вкладывать новую катушку.
Машины "Ангарстроя" загрохотали, и он, отделившись от "Октябрины", пошел своим курсом.
"Октябрина" покачивалась на волне, образованной винтом парохода. Теперь можно было считать, что я попал наконец домой.
- Пойдем, пойдем в каюту, - вцепившись в мою руку, сказал Ульвургын.
Он шел по палубе характерной балансирующей походкой, какой ходят моряки.
- Только пахнет здесь, - словно извиняясь, проговорил Ульвургын. Теперь охотимся за моржами на шкуне. Мясо таскаем, поэтому пахнет, продолжал он говорить, морща нос, как будто сам очень страдал от невыносимого запаха моржатины.
