Джими Хендрикс | страница 4
Ложки пришли из этой же импровизаторской эры. Случалось, рабы бежали с плантаций, прихватив с собой что–нибудь из столового серебра, особенно ценились ложки, их отбирали по возрасту, размеру и звуку, который они могли издать. В искусных пальцах какого–нибудь виртуоза они издавали разные и интересные звуки.
Отца Джими очень увлекала игра на ложках и однажды двух–трёхлетнего Джими привлекли эти звуки, глазёнки его наполнились любопытством и он стал с интересом слушать. Вот это, да ещё расчёска — а играют на ней, как многим известно, прикладывая к зубцам полоску газеты и дуя — вот самое начало музыкального образования Джими.
С тех пор это продолжалось и, немного времени спустя после того изгнания из церкви, дядя подарил Джими гитару, он видел, как тот подбирал палку или метлу, или ещё какой–нибудь похожий предмет и, представляя, что в руках гитара, играл на нём.
Гитара тут же заняла всю его жизнь, вытеснив все другие занятия, как например, необыкновенную игру в мяч, так Джими называл те часы, когда он, пятилетний, оставался наедине с младшим братом Леоном.
— Мне здорово попадало, когда толстый Леон катался по полу, как резиновый мяч.
Не расставаясь с гитарой, он проводил почти всё время, вслушиваясь в блюзовые пластинки. Полностью поглощённый волшебством Muddy Waters, Howling Wolf, Lightning Hopkins, B.B. King, Arthur (Big Boy) Crudup и Роберта Джонсона — старых блюзовых великанов из Южных Штатов.
Все члены его семьи говорят о неестественно–гениальном, почти мгновенном умении Джими схватывать мелодию.
— Стоило Джими послушать какую–нибудь из записей и через несколько минут он уже играл её, усовершенствуя по–своему.
Чутьё с самого начала подсказало ему играть левой рукой — в этом даже был некий шик — и, так как он продолжал по–своему жить и играть, гитара стала его единственным способом общения.
Он не был увлечён уроками, чем дальше от школы он был, тем больше она ему нравилась. Хорошо помню его слова:
— После того, как я выучился читать и писать, я представил себе, что больше ничего нет, что они могли бы мне показать. Меня всё время интересовало нечто другое, чем то, о чём они говорили, в особенности мне не нравилось, как они всё это понимали.
Итак, неизменно, гитара Джими продолжала занимать почти всё его время. И, в конце концов, по школе поползли слухи, что играет он потрясающе. Он говорил мне о приятной стороне этого дела — о премии с пришедшей популярности как музыканта.