В одиннадцать я была уже неуклюжей каланчой пяти футов шести дюймов роста, с длинными светлыми волосами, ничем не напоминающая готовый распуститься бутон.
— Ну, посмотри на себя! Разве я могла родить такую уродину? — постоянно слышала я от матери упрёки в мой адрес.
Во мне развилось чувство вины, быть обузой ей, но к несчастью мы не в силах были ничего изменить.
Диана завораживала своими талантами. Кроме её очевидной внешней красоты и безрассудности, у неё был писательский дар и замечательный голос, ещё она играла почти на всех инструментах. Она даже записала пластинку в стиле блуграсс для Электры. Ещё она была талантливой художницей, она могла скопировать любую картину вплоть до самого мелкого штриха, оставив далеко за собой самого искусного фальшивомонетчика. За что бы она ни бралась, казалось, делала она это без усилий. Но в дополнение к этому она была ужасающе эгоистичной и редко говорила, без того чтобы не сказать какую–нибудь гадость.
Самовлюблённый патологический нарцисс. Её увлечение наркотиками не имело никакого значения. Она глотала невероятные дозы возбуждающих, успокаивающих и болеутоляющих лекарств, какие только ни попадали ей в руки. Не думаю, что хоть раз видела её в нормальном состоянии без воздействия успокоительных таблеток. Она называла свои яды «витаминами» и хранила свои запасы в старинном докторском саквояже.
К её многочисленным талантам, она была также и трудолюбивой форточницей, свято верящей, что всё, до чего она могла дотянуться, принадлежало ей. Она внимательно штудировала все некрологи, выбирая адрес очередной жертвы. Поздними ночами я и мой маленький братец становились сообщниками мисс Дианы. Она находила незапертое окно и подсаживала меня или Скота в створку окна чужого дома, чтобы мы могли изнутри открыть входную дверь. Пока наша мама собирала находящиеся в доме старинные вещицы и другие ценности, один из нас находился снаружи и наблюдал за обстановкой вокруг. Она даже не брезговала стеклянными ручками с входных дверей и настольными лампами. Если бы проводили конкурсы среди воров, она, думаю, получила бы золотую корону. Затем мы помогали ей укладывать трофеи в машину. У меня не возникало никаких сомнений, что мы делаем что–то плохое, а задавать вопросы нашей маме не полагалось. Однажды, когда мы были на экскурсии в историческом 160–комнатном Винчестер—Хаусе, она стянула кружевное викторианское покрывало прямо с кровати. Ещё она инспектировала гаражи и не испытали никаких угрызений совести, когда мы забрались в чей–то медицинский кабинет. Моя мама была настоящей разбойницей.
