Следующие несколько дней она питалась телевизионными обедами Свенсона, а моя диета состояла из консервированных бобов и кукурузных хлопьев. Ещё она таскала меня вокруг дома за волосы.
— Вы вырвите все мои волосы, — возмущалась я.
— Я не собираюсь вырывать тебе волосы, дорогая; только постарайся убраться отсюда поскорее.
Я старалась оставаться спокойной, но определённо она вырвала мои локоны с какой–то целью.
Не зная, что со мной делать, мы все втроём впихнулись в их старенький танкер, погрузив в придачу баллон с кислородом. Эти две старые кобылы высадили меня на МакКларен–Хилл.
Приют для потерявшихся детей и беспризорных оборванцев
Я совершенно не переживала за утрату внимания со стороны этих жёсткосердных сестёр. Я была счастлива вернуться в общую спальню как две капли воды похожую на ту, что была у Миссис Марч, с рядами железных кроватей и возможностью поиграть с другими детьми. Совсем по–другому, чем в материнском доме — с радостным утренним просыпанием, ни теперь ни тёмных шкафов, ни хождения на цыпочках, ни заявлений, что мне не следует делать. Там были обычные, установленные временем, обнадёживающие правила. После утреннего умывания и заправления постелей, дети выстраивались в линейку и парами шли в столовую. Алюминиевые тарелки, гора сваренных вкрутую яиц и штабеля тостов с маслом украшали длинные столы. Дни проходили весело, в игровой были целые шкафы игрушек и красивых кукол. Я мечтала остаться там навсегда.
Но однажды ночью я внезапно проснулась уже одетой от того, что меня тащат по длинному коридору по направлению к кабинету директора — меня кто–то хотел видеть. В приёмной ожидала яркая блондинка в чёрном пальто и высоких каблуках–шпильках. Я почувствовала знакомый запах её духов, заполнивший весь зал. Дама радостно улыбалась и держала в руках совершенно новую куклу. Это харизматическое явление оказалось моей дорогой эксцентричной бабушкой.
В свои сорок девять она была всё ещё оглушающеаппетитной с безупречной бархатной кожей и светящимися зелёными глазами. Её блестящий Линкольн 55–го года ждал у ворот, чтобы забрать меня отсюда.
Звали её Эвелина, но по какой–то необъяснимой причине для меня она была Мими. Всю мою жизнь Мими была моим ангелом–хранителем. Я так никогда и не узнала, как она нашла меня, но с того момента, она всегда оказывалась рядом, когда мне нужна была помощь.
Мими жила с моим дедушкой Альбертом в величественной резиденции на Голливудской равнине. Эл был высоким белобрысым немцем. У него не хватало двух пальцев, но играл буги–вуги так, как если бы они у него были. Я любила сидеть у него на коленях, когда он играл, и мне казалось, что рояль взлетал в воздух вместе с нами. Он мог своей эмоциональной музыкой заставить петь весь дом. Альберт Ньюман играл с биг–бендом под управлением Эйба Лимана и Фила Харриса. Он делал оркестровки к фильмам, снимаемым RKO и XXth Century–Fox, с участием Эла Джолсона, Фреда Астера и Бинга Кросби. Их дом был всегда открыт для музыкантов и актёров. Хорошо помню, что была просто загипнотизирована идолом гангстерских фильмов Джорджем Рафтом, перед чьим шармом, уверена, слетели трусики ни с одной хорошенькой девушки тех лет. Элегантный, безупречного стиля с проницательным взглядом его источающих опасность глаз… один из первых голливудских «плохих мальчиков». Впервые я увидела мистера Рафта за завтраком вместе с моим дедушкой в кофейне гостиницы Голливуд–Уилшир. Я влюбилась в подаренного мне от всего сердца обыкновенного пуделя. Мими сказала, что дворняжка мне не подходит, но мистер Рафт сунул мне эту чёрную бестию прямо в руки. После этого случая он никогда не приходил к нам без того, чтобы что–нибудь мне ни подарить.
