Моя мать не спала без снотворного, которое превращало её в безжизненное неподвижное тело. Радио было всё время настроено на станцию, передающую классическую музыку до полудня. Часами я безмолвно стояла, застыв у её кровати с пологом, ожидая, когда же покажутся хоть какие–нибудь признаки жизни. Но вот слабые движения пальцев, и моё детское сердечко начинало успокаиваться, я благодарила Бога, что она всё ещё жива. Я на цыпочках пробиралась на кухню, взбиралась на высокий табурет и шептала Элу:
— Всё хорошо, она ещё дышит.
Эл — это наша маленькая черепашка, живущая в супнице, в которой росла карликовая пальма и была налита вода. Он вытягивал свою крошечную пятнистую голову, и мы вели долгие выразительные беседы. Эл был прирождённым слушателем. Однажды утром он таинственным образом исчез, и я его никогда больше не видела. Мне некому больше было доверять свои переживания и дома мне стало нестерпимо одиноко. Помню, я обыскала тогда каждый закоулок нашего жилища, но так до сих пор и не знаю, что же тогда случилось с Элом.
Когда у матери появлялся новый парень, её могло не быть дома всю ночь. На Новогоднюю ночь она нашла по объявлению двух нянек, и мы совершили дальнее путешествие в Долину Сан–Франциско.
Мои няньки оказались двумя седыми старыми девами, сёстрами, пытающимися хоть как–нибудь раздобыть денег. Я не запомнила их имена, но хорошо помню, что старшая была слепа, плохо слышала и была прикована к постели. Её комната больше походила на больничную палату, обставленную предметами первой помощи, костылями различной конструкций, баллонами с кислородом и капельницами, с сильным запахом сосновой хвои дезинфицирующего средства, смешанным с характерным запахом застарелой мочи. Её вспыльчивая сестра с большой неохотой выполняла обязанности сиделки и также была туга на уши. Обращаясь ко мне, она говорила трубным голосом, что приносило мне нестерпимую боль моим нежным ушам. Они представляли собой забавный дуэт, но совсем неподходящий для пятилетней девочки. По плану я должна была провести с ними ночь, а мать забрать меня утром. Мы уже досмотрели весь новогодний парад по их чёрно–белому Филипсу, а мамы всё не было, и она даже не позвонила. Женщины начали не на шутку беспокоиться:
— Где твоя мать? — ворчала она. — Знаешь, ты не можешь оставаться здесь на весь день!
У неё, как и у меня, начало появляться чувство, что моя мама не вернётся за мной. Эта утомлённая старая дева с натруженными руками, которой приходится постоянно менять утку, а теперь ещё малолетний ребёнок!
