— Я должен исчезнуть, — запаниковал Кит.
— Ты сейчас один никуда отсюда не уйдёшь, сынок. Если, вдруг, Финли вернётся и найдёт её здесь, он подумает, что это я её драл.
Подружке Дейва, судя по всему был неинтересна наша перебранка, она молча сидела, разложив на кухонном столе свою сумочку, и тщательно подводила помадой губы. Кончив, она спрятала своё зеркальце и встала.
— О, мальчики, прекратите. Он не так уж плох. — Она одарила нас очаровательной улыбкой и поправила волосы. — Я бы не отказалась от чашечки чая, поухаживаете за мной?
— Слушайте, дамочка, вы уйдёте с ним. Вы оба сейчас же уйдёте. Я серьёзно, Кит, ты заберёшь её отсюда, немедленно, куда угодно, ей здесь нельзя оставаться.
Я вызвал такси. Быстро проверив пустынную улицу, на предмет её дружка, я вытолкал их из дома, и она уехали. Дейва Финли нигде, к счастью, поблизости не оказалось. Со вздохом облегчения я поднялся наверх, сдёрнул испачканные простыни и рухнул без сил на голый матрац. Ну и вечерок!
На следующий день, проспав всего несколько часов, мне предстояло возвращаться в Лондон. Попрощавшись с отцом, которому, как вы понимаете, понравились наши ночные приключения, я снова выехал на трассу.
Мой отец, Джозеф Райт — был невероятно фантастический человек. Он всегда много работал, но и любил он нас тоже очень сильно. Всю свою жизнь он провёл на угольной шахте, и он был страшно горд, что я сам выбрал себе путь. Честно могу сказать, что в наших отношениях не было место никаким шероховатостям. Вопреки моему чудовищному жизненному расписанию, я всегда старался выкроить время и навестить его в Уитли Бэе.
Расскажу об одном незабываемом случае, который произошёл в один из моих визитов домой, который показывает насколько стабильной может оказаться домашняя жизнь. Живя в Лондоне и постоянно мотаясь по гастролям, начинаешь думать, что весь мир заболевает музыкальной лихорадкой и заражается сумасшествием беззаботной жизни, какую вели мы. Но на наш Северо—Восток свободный дух шестидесятых проникал с трудом. Там продолжали править традиция и мораль. Все эти знаменитости, перебывавшие у нас дома, воспринимались отцом, либо как «малыш Хилтон, уставший с дороги» или же как «одни из друзей нашего Таппи». Но один или два раза даже он почувствовал на себе влияние лондонских бурлящих шестидесятых, но так толком и не осознавав в то время, что с ним произошло.
Одному такому случаю мы благодарны Хилтону Валентайну. Отец как прежде проявлял заботу по отношению к Хилтону, считая его своим четвёртым сыном. Когда мы приезжали на Север с гастролями, Хилтон всегда оставался ночевать у нас, и не упускал случая пообщаться с моим отцом. И вот однажды, в один из таких наших приездов, отец озадачил меня вопросом, нет ли у меня тех тэбов, которые курит малыш Хилтон. (У нас на джорди для сигареты есть своё слово — «тэб».) Здесь надо сказать, что из всех зверей Хилтон первым стол экспериментировать с наркотиками, и я редко видел, чтобы он что–либо курил помимо травы.
