Вечеринка была организована всеми Animals. Они все хотели посмотреть на меня в мои двадцать один, а список приглашённых требует отдельного разговора. Если честно, вечеринка сама по себе ничего особенного не представляла, что ещё ожидать от молодых возбуждённых парней, которым только–только поисполнялось двадцать. И хотя мы были окружены самым гламуром Лондона, они не нашли ничего лучше, чем отметить моё 21–летие в духе Северо—Востока: парни накачивались нашим ньюкаслским тёмным элем, а тётки потягивали розовое вино и детское шампанское.
Помещение было просто забито тётками, я всегда с сожалением думаю, что времена мини прошли навечно, оставшись символом начала шестидесятых. Голые ноги, раскрашенные лица, казалось, были частью интерьера, и мне безумно нравился такой декор. Мне нравилось, что многие лица в этой толпе были мне знакомы, и все эти сильно подведённые глаза сверкали в направлении одного парня, именинника, и этот именинник с восторгом обсуждал со своими товарищами эти пронизывающие до самых внутренностей взгляды.
Но вот стихла музыка, погас свет, и внесли наиогромнейший торт с зажжёнными на нём свечами. Я подошёл к большому столу, вокруг которого толпа пела мне Happy Birthday. И когда песня перешла в общий гул поздравлений, Эрик объявил, чтобы я задул свечи.
— За один раз, Таппи, иначе желание не сбудется.
Я набрал в лёгкие побольше воздуха и подался вперёд. Вдруг чья–то рука схватила меня за шею, и одним сильным движением моё лицо оказалось полностью погружённым в торт. Только я высвободился из липкого плена и оттёр глаза от крема и фруктов, как весь клуб взорвался аплодисментами и смехом. Больше всех смеялся виновник происшедшего, стоящий прямо рядом со мной.
— С днём рождения, Таппи, — сказал Джон Леннон. — Вкусный торт?
— Стоит попробовать и тебе, Джон.
С этими словами я запустил руку в сладкую массу, оставшуюся от моего днярожденческого торта и, попробовав захватить побольше, поднял руку и, прежде чем Джон успел перевести дух от смеха, размазал её по всему его лицу. Я поймал взгляд Эрика и не мог сразу понять, оценил ли он мой порыв, обмазать его любимого кумира деньрожденческим тортом. А Джон Леннон в этот момент языком слизывал его со своих губ.
— Действительно хорош, — со знанием дела подтвердил Джон.
— Война! Война! — вскричал Хилтон и, зачерпнув изрядную пригоршню моего торта, метнул его в Эрика. Но рука его дрогнула, и он попал в Брайана Джонса, обделав сладкой массой его новенький костюм и всего его самого.
