Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке | страница 5
Если Первая Мировая война отняла у моего деда слух, то во время Второй у моего отца слух, наоборот, невероятно обострился. Хорошо запомнился мне один случай, возвращаемся мы с отцом одним жарким летним вечером домой из бассейна, мне было тогда года четыре или пять, неважно. Полотенца и мокрые плавки в одной руке, чипсы с рыбой — в другой. Чавкаем, я весь просто свечусь, и не найти во всём мире счастливее человека, как вдруг отец останавливает меня и стоит сам как вкопанный. Где–то вдали мы слышим визг, который показался ему слишком уж знакомым.
— Боже праведный, — не сказал, выдохнул он.
И быстро схватил меня в охапку, так что моя рыба и чипсы разлетелись во все стороны.
— Папа, — заплакал я, — мои чипсы.
— Нечего сейчас думать о твоих проклятых чипсах.
Он сгрёб меня и, вскочив в первую же попавшуюся парадную, прижал всем своим телом к стене. Визги приближались и становились всё громче: «Бомбардировщик!» Ужасающий вой двигателей Мессершмитта ворвался в вечернее небо. Затем всё вдруг кончилось, и он расхохотался. Я совершенно не понимал, что происходит. Меня смутила реакция отца, но затем я вдруг понял — звуки неслись из открытых в жаркий летний вечер дверей кинотеатра! Звуки журнала кино–новостей, стремительно заполняя улицу, испугали до смерти моего отца и он поверил, что это была настоящая атака.
— Прости, сынок. Я куплю тебе новый пакетик чипсов, — смеялся он. — Мы сейчас вернёмся в рыбную лавку, и возьмём ещё.
Сумки с противогазами и бомбоубежища — были частью нашей повседневной жизни. У меня была настоящий резиновый противогаз с плексигласовыми стёклами вместо очков, только детского размера. В первый год войны меня каждую воздушную тревогу спускали вниз в подвал нашего дома № 31 по Марондейл–авеню, независимо была ли это учебная или настоящая тревога.
В ту ночь как я родился, был налёт, хотя Ньюкасл и лежал в полной темноте. Наш город у самой северной границы Северо—Востока, вдали от главных мишеней, расположенных на юге страны, и за все годы было только два массированных налёта, один — в ночь моего рождения, другой гораздо позже, когда разбомбили Центральный вокзал с близлежащими железнодорожными путями. Во время второго налёта взрывной волной принесло целый железнодорожный вагон и часть рельс со шпалами на задний двор и крышу дома моих деда с бабкой по отцу, а ведь они жили в трёх милях от того места, которое бомбили; вот такой силы были немецкие бомбы в ту ночь!