— Стоп, стоп, стоп!
Ребята перестали играть. Чак Берри подошёл к музыкантам и обратился к барабанщику:
— Э, послушай, дружище, когда я стукну ногой, вся вселенная перестаёт кружиться. А теперь всё сначала, ещё раз. Начали!
Каждый коллектив Британии хотел бы участвовать в этих гастролях. Yardbirds, Камни, ведь так вы их зовёте, все бы посчитали за счастье работать с Чаком Берри, и мы были безмерно рады свалившейся на нас удаче. Для нас это означало самою большую рок–н–ролльную аудиторию в концертной истории нашей страны, и мы, Animals, получили именно такие гастроли и именно такую возможность появиться на публике, которая нам так была необходима. Я понимал, что все группы, участвующие в этих гастролях, каждый музыкант постарается показать самые свои лучшие стороны перед первым мистером Рок–н–Роллом! Счастливчиками кроме нас оказались: Swinging Blue Jeans и King Size Taylor. Карл Перкинс был заявлен вместе с Чаком Берри с самого начала.
Моя идея заключалась в том, чтобы избежать тяжёлый, жёсткий рок–н–ролл. Если нам удастся побить аудиторию блюзовыми, лирическими и мелодичными песнями и довести их до исступления, мы будем более выигрышно смотреться на фоне двух других британских групп, придерживающихся в своей игре жёсткого ритма. Нам предстояло в кратчайший срок сделать новую аранжировку «Дома восходящего солнца» и мы чувствовали, что другого такого удобного случая нам не предвидится. Все единодушно со мной согласились, и на первом же концерте мы испытали мой план — реакция предвосхитила все наши ожидания. В Манчестере нас догнал звонок Микки Моста, нашего продюсера — срочно со всем нашим реквизитом мчаться обратно в Лондон на небольшую студию в Кингсвее, где был четырёхдорожечный студийный магнитофон и записать её.
Мы всё сделали от нас зависящее — сели в поезд до Юстона, дали сверх положенного перронному носильщику и он на своей тележке докатил наши инструменты через весь Вест—Энд до студии. Прибыв на место, быстро развернулись, проверили звук, сыграли раз, а на второй мы уже сделали запись. Эта запись разошлась миллионным тиражом (она и до сих пор хорошо продаётся). И когда утром перед самым закрытием этой крошечной студии Час Чандлер пошёл расплачиваться за студийное время, выяснилось, что запись её стоила нам четыре фунта десять шиллингов и ноль пенсов.
Вернувшись на следующий же день обратно, я уже стоял на сцене в боковом нефе и с восхищением смотрел на работу Чака. Он действительно был величайшим артистом. Как–то я с ним разговорился и сказал ему, что, когда будем в Ньюкасле, он найдёт там совершенно особенную публику, с нетерпением ожидающую его приезда. Хорошо помню, как стоял в одном из крыльев нашего родного Городского Зала, а Чак в середине своего выступления прошёлся своей знаменитой утиной походкой через всю сцену до того места, где стоял я, взглянул на меня и произнёс:
