*
Однажды в Кромвеллиане, это было день рождение Кармен, девушки Джорджи, все посходили с ума. Да, конечно же и Клайв был там, что твой Джорджи Фейм. Да, что говорить, собрались все, и Эппи, и Рик Ганнелли, и Ринго. Ринго оделся как арабский шейх — вылитый шейх, со своей новой бородой. Эппи надел на себя балетную пачку балерину, а лицо раскрасил как у циркового клоуна — одну сторону белой, другую чёрным гримом. Он с ног до головы обрызгался золотистым спреем, а Рик — младенцем с огромны подгузником на его необъятном теле.
Пол МакКартни — в форму лейтенанта Юга времён Гражданской войны, и это очень ему шло. Усы, сигара. Потрясающе.
И тут я увидел Джорджи. Ну, попробуйте угадать, кто? Распутин, тот самый сумасшедший монах. Вид и на самом деле был грозен — с огромной бородой. Да, поистине фантастическая вечеринка. А Кармен, спросите вы? Конечно испанкой. Надела настоящее старинное испанское платье, выдержанное в традициях, классная вещь.
Еда — тоже на высоте. Гостей было много, но места для танцев хватало. Думаю, не мне одному день рождения Кармен запомнился на всю жизнь. Я в очках, накладных усах, в деловом костюме, воротничок и галстук, всё такое. Чудо, но меня никто не смог узнать. Гудели все три этажа бедного Кромми.
Джорджи страшно вращал глазами и, запуская всю пятерню в чёрную бороду, вытирался ею после каждого глотка красного вина.
— Ты только посмотри, как они дурачатся! Дети!
Я повернулся и увидел, Рика и Эппи на самой середине танцпола. Рик, как херувимчик–переросток, пытался смутить Брайана Эпштайна. Но Эппи был на высоте и тоже сильно нагруженный. И в такой весёлой компании, смутить его нелегко, и только не в тот вечер. Гордым видом ступая, вдруг пошёл шагом примадонны. Рик попытался подхватить Эппи, но промахнулся и оба рухнули на пол. Взрывом хохота откликнулись наблюдавшие эту картину. Эппи пытался продолжать танцевать, держа нос по ветру. Как кит в море. Плохой рыболов Рик, но Эппи не собирался сдаваться. Они начали кататься по полу как два больших малышика, и пока ещё картина не стала внушать отвращение, я бросился к огнетушителю, одному из таких, которые делают пену.
Увидев, задуманное мною, Распутин загорелся завистью. Все — в истерике. Рик и Эппи — два голышика в пенной ванне. Он шагнул ко мне и, толкнув, закричал мне прямо в ухо, стараясь перекрыть вой толпы и громкую музыку:
— Бёрдон, если играешь в пожар — играй с огнём! Поехали! Покажу как надо.
