Играет быстро, presto, жарко и грязно. Я — в отдельной будке, в наушниках. Прайси начинает, пробираясь через все изменения. Хлопает входная дверь, в руках Часа и Джонни коричневые бумажные пакеты, доверху наполненные едой. Перерыв, два часа ночи, мы набрасываемся на светлое пиво и бутерброды, так как что–то начинает проясняться. И снова, Большой Час берёт в руки свой бас, Хилтон — лидер–гитару, Джонни — за свою ударную установку, а Прайси — за Вокс—Континенталь. И мы погружаемся в I'm Crying.
I want to hear you knock upon my door,
I don't get your loving any more,
I'm crying, I'm crying, Baby, I'm crting, I'm crying.
Покидаем студию с восходом солнца, положив ещё одну бобину в алюминиевую коробку. Всегда такое хорошее чувство, когда выходишь со студии в предрассветные часы, солнце только–только появляется из–за горизонта, пробуждая весь мир к новому рабочему дню, открываются двери контор на следующие восемь часов, пока мы будем спать, а музыка будет продолжать звучать в наших головах.
Совсем скоро уже появится трещина в дружном коллективе Animals, и газеты запестрят заголовками.
Первые тревожные сигналы пришли на гастролях в одном из колледжей юга прямо на концерте. Где группа разминалась перед большим европейским турне. Мы приехали в Оксфорд сыграть в университете. Мы, полдюжины чурбанов из Ньюкасла, чуть не утонули в академическом океане. Может быть, именно это послужило началу странного поведения Алана Прайса.
Но нет, всё началось до нашего приезда в Оксфорд, в машине, по пути туда. Мы выехали из Лондона в нашем сверкающем Форде—Галакси, на предельной скорости, на какую всегда был заточен Таппи, но несмотря на это из графика мы выбились, и когда прибыли на заправку, времени перекусить у нас не оказалось. Нам бы наполнить баки и — фюить. Согласны? Раз надо, останавливаемся залить бензин.
Все высыпали на морозный ночной воздух и побрели на заправку запастись жевательной резинкой, выпивкой и ещё чем–нибудь, что можно было бы забрать к себе в машину. Таппи возится с шлангом. Наша большая Галакси баллонами заглатывала бензин. Поднял капот, проверил масло, воду в радиаторе.
— Всё, можно ехать.
Мы полезли обратно в машину. Таппи повернулся сосчитать головы.
— Минуточку… а где…?
Постоянно всегда кто–нибудь да исчезает, мы прилипли к окнам. В ресторане А. П. явно предавался одному из основных грехов. Он ел.
— Что за мать вашу? — с раздражением проворчал Час.
— Он хоть понимает, что он делает, — воскликнул Хилтон.
