Нам повезло, затерявшись среди остальных пассажиров, мы остались незамеченными. Но мы слышали вдали усиливающийся вой толпы. Мы успели как раз вовремя, наш паровоз уже разводил пары и только мы сели, как поезд тронулся, увозя нас в Уитли—Бэй. Моя станция была предпоследней, Хилтону же выходить на конечной. Странное ощущение. Через какие–нибудь десять минут моя родная платформа. Родные улицы типичного английского пригорода. И вот я иду, сумка через плечо, домой, по знакомой с детства улице, а прохожие с глупым видом пялятся на меня.
Пинком ноги открываю дверь и кричу вверх на лестницу.
— Привет, есть кто–нибудь дома, это я, транжира и мот. Я вернулся.
Я сбросил саквояж на ступеньку лестницы и поднялся наверх.
Встретила меня мать, как обычно, своим «Э-э», всякий раз, когда была удивлена, или кто–нибудь приходил в гости. Её лицо пряталось за огромной роговой оправой очков, стёкла которых делали её глаза ещё больше.
Вышел отец.
— Эрик? С приездом домой, сынок.
Ну, вот и дома, родной Ньюкасл. Неизменный чай и ячменные лепёшки. Господи… этот телефон, звонит не переставая.
— По телевизору тебя показывают, ты в новостях, прямо сейчас!
Снова звонит телефон, и одновременно кто–то стучится во входную дверь.
— Кто там?
— Какая–то школьница, пришла за автографом.
Сумасшедший дом. А родители в восторге. Нужно срочно пройтись. Я уже дома с восьми вечера. К половине одиннадцатого я вылез в город потусоваться с приятелями. Брожу по улицам, пытаясь подбодрить себя. Я уже сросся с рок–н–роллом и без новых впечатлений как не свой.
После Ньюкасла снова Лондон. Это наша рабочая студия. М. Дж. с Аланом и Часом сняли себе жильё в Холланд–Парке. Таппи с Хилтоном — в Эрл–Курте, я же поселился в Далмени–Курт, 6, Дьюк–стрит, в самом сердце Вест–Энда. Надо же чувствовать себя как дома.
Мне нравилось жить в Сент—Джеймсе. В моей парадной висела элегантная хрустальная люстра, а лестница была оборудована старинным с вычурной решёткой лифтом, которым я пользовался исключительно редко. Он так медленно поднимался, что каждый раз меня удивляло, что он вообще работает. Когда ко мне приходили гости, и я хотел произвести на них впечатление, я сажал их в этот лифт, нажимал кнопку, а сам взбегал на четвёртый этаж по лестнице, открывал квартиру и ждал их в дверях.
— О, заходите, будьте как дома, бокал Бужелё или Ньюкаслского тёмного эля?
Это действовало безотказно, особенно на курочек. Бужелё я доставал у одного из самых крупных импортёров ликёров, расположившегося непосредственно перед моим домом в Сент—Джеймсе, а тёмным элем снабжал меня Таппи Райт, привозя его в своём синем Коммере прямо из Ньюкасла. Ах, да, Сент–Джеймс, W.1. там было всё, что нужно молодому поколению. Запирающийся гараж для моего Корвета напротив, через улицу и итальянский ресторан внизу, откуда всегда мне приносили еду прямо в кровать в те редкие дни, когда я болел. Уютный небольшой паб на углу, будто сошедший со страниц диккенсовских романов, мощённые булыжником дворы и глухие переулки, ведущие к одному известному клубу, Скоч–в–Сент—Джемсе. Владельцем этого ночного клуба был Луис Браун, а вёл все дела в нём Джо Ван Дайкс, парень, который стал мне настоящим товарищем. Видишь ли, ему нравилось жить прямо над своей работой, но его увеличившаяся семья вынудила его съехать с его холостяцкой квартирки.
