Она обращалась к худому, сутулому старику, со сгорбленными плечами и тонким, мечтательным лицом. Мистер Уинберн не был похож на дочь; трудно даже представить себе больший контраст, чем между ее решительной практичностью и его мечтательной задумчивостью.
– Да, – ответил он с улыбкой, – никто бы и не подумал, что в доме водятся привидения.
– Папа, не говори чепухи! Да еще в первый же день после переезда.
Мистер Уинберн улыбнулся.
– Прекрасно, моя дорогая, договоримся, что не существует никаких призраков.
– И прошу тебя, – продолжала миссис Ланкастер, – не говори ничего в присутствии Джеффа. У него такое богатое воображение.
Джефф бы маленьким сыном миссис Ланкастер. Семья состояла из мистера Уинберна, его овдовевшей дочери и Джеффри.
В окно застучали капли дождя – тип-топ, шлеп-шлеп.
– Послушай, – сказал мистер Уинберн. – Разве это не напоминает топот маленьких ножек?
– Больше напоминает дождь, – с улыбкой ответила миссис Ланкастер.
– Но вот это точно топот ног! – воскликнул ее отец, наклоняясь вперед и прислушиваясь.
Миссис Ланкастер открыто рассмеялась.
Мистеру Уинберну тоже пришлось рассмеяться. Они пили чай в холле, и он сидел спиной к лестнице. Теперь он повернул свой стул и оказался лицом к ней.
Маленький Джеффри спускался по лестнице, очень медленно и степенно, с детским страхом перед незнакомым местом. Ступеньки были из полированного дуба, не покрытые ковром. Он прошел по холлу и остановился рядом с матерью. Мистер Уинберн слегка вздрогнул. Когда ребенок шел по залу, он явственно услышал шаги пары других ног на лестнице, будто кто-то шел следом за Джеффри. Эти шаги казались странными, вялыми и слабыми. Потом он недоверчиво пожал плечами и подумал: «Дождь, несомненно».
– Я вижу бисквитные пирожные, – заметил Джефф с восхитительно отстраненным видом человека, указывающего на интересный факт.
Его мать поспешила предложить ему пирожные в ответ на его намек.
– Ну, сынок, как тебе нравится твой новый дом? – спросила она.
– Громадина, – ответил Джеффри с набитым ртом. – Много всякого разного. – После этого утверждения, которое, очевидно, выражало глубокое удовлетворение, он погрузился в молчание, явно стремясь в самый короткий срок покончить с бисквитами.
Проглотив последний кусочек, он разразился речью:
– Ох, мама, Джейн говорит, здесь есть чердак. Можно я сразу же пойду и исследую его? Там может оказаться потайная дверь, хотя Джейн говорит, что ее нет, но я думаю, она должна быть, и все равно, я знаю, что там должны быть трубы, водопроводные трубы (его лицо отразило полный восторг), можно мне с ними поиграть? И еще, ох, можно я пойду и посмотрю на бо-о-йлер? – Он произнес последнее слово с таким очевидным восторгом, что его деду стало стыдно: этот бесподобный детский восторг вызывал в его воображении только картину горячей воды, которая была вовсе не горячей, и многочисленных крупных счетов от водопроводчика.
