. И оно нашло в себе силы сделать это, хотя пилюля была очень и очень горькой; пожалуй, это один из немногих примеров, когда академические споры в кругу специалистов–интеллектуалов оказали прямое влияние на целую страну
[24]. На удивление долго продержавшийся миф о «чистом вермахте» рухнул
[25]. Его основные создатели на тот момент были уже давно мертвы — в лучший мир они ушли с полным убеждением в собственной правоте и с уверенностью, что будущие поколения будут учить историю войны в их интерпретации.
Литература «утерянных побед»
Помимо строго очерченных рамками одной темы текстов, многие из участников американо–германского исторического проекта впоследствии написали свои собственные мемуары, перенеся на бумагу опыт поражения, поданный через вышеописанную идеологизированную оптику. Вышедшие в 1955 г. мемуары генерал–фельдмаршала Эриха фон Манштейна «Утерянные победы» (уже само название весьма символично) можно считать одним из наиболее типичных примеров такого рода литературы.
И в ФРГ, и в ГДР, и в СССР социум был глубоко травмирован опытом насилия и разрушений: психологические последствия трагедии 1939— 1945 гг. были долговременными, а незатянувшиеся раны в ткани общества отравляли жизнь даже спустя много лет после сокрушения нацизма[26]. Накаленные дискуссии о войне и вермахте играли большую роль в печатно–радийном противостоянии двух Германий — частей разорванной напополам поражением страны[27]. Бывшие чины вермахта служили в армиях молодых государств, а именно в бундесвере и Национальной народной армии ГДР[28]. Военный институт ФРГ постоянно оглядывался на неудобное прошлое, пытаясь найти к нему подход, колеблясь между полным отрицанием, критичным континуитетом и необходимостью опираться на традицию[29].
Противостоящие германские политические системы использовали высших чинов вермахта в этой битве за формирование образа недавней истории: крупные фигуры генерал–фельдмаршалов Эриха фон Манштейна и Фридриха Паулюса применялись в качестве своеобразных весомых аргументов[30].
Столкновение мемуарных нарративов, в том числе формируемых извне и подвергавшихся добровольной самоцензуре, не могло не отразиться на производимой и переводимой литературе. И вновь на сцену выходили представители исторического проекта. В Советском Союзе за свершениями немецких писателей в погонах, конечно же, следили. Подобная военно–литературная деятельность давала пищу и фундамент для важного пропагандистского хода, а именно обвинения вчерашних западных союзников во вскармливании «агрессивной немецкой военщины», которая–де спит и видит, как бы снова начать наступление на восток, теперь уже в составе блока НАТО и с ядерным оружием в арсенале.
