, записи Хейнрици 1933–1934 гг. демонстрируют желание найти свое место в новой политической системе, определить поведение в ней и встроить собственные убеждения и свою биографию в изменившийся политический ландшафт. Изначальный скепсис по отношению к новым властителям и недовольство перегибами их политики полностью не исчезли, но постепенно уступили место — вероятно автосуггестивному — подчеркиванию позитивных, с его точки зрения, аспектов. Главной точкой соприкосновения с «открытой мировоззренческой сферой»
[54] национал–социализма была для Хейнрици «национальная мысль». Под ней офицер понимал цель создания объединенной и обороноспособной нации, сознающей свою силу как во внутренней, так и во внешней политике, то есть уже упомянутый идеал боевого национального сообщества. То, что он верил в возможность воплощения национал–социалистическим режимом этого идеала и таким образом смог вписать собственные военно–политические желания и биографический опыт в политику и идеологию нового государства, сделало Хейнрици уже в момент перелома в 1933–1934 гг., несмотря на все оговорки, сторонником гитлеровской диктатуры. Этому помогало и то, что его весьма впечатляла репрезентативная сторона нового режима: митинги, шествия, партийные съезды, приемы и прочие инсценировки, которые умело демонстрировали преемственность между «старыми» и «новыми» правыми.
Национал–социализм. Делают ли известная близость и частичная идентификация, которые с самого начала характеризовали его отношения с национал–социалистическим режимом, Хейнрици национал–социалистом или нет — вопрос несущественный. Куда более важным является то, что он как традиционный правый националист (будучи офицером он не мог вступать в партии) принадлежал к той части политического спектра, граница которой с радикально правыми течениями была размыта. В политико–идеологической среде «национального лагеря» существовал консенсус относительно того, что авторитарное государство должно устранить «слабую» либеральную демократию и вновь превратить Германию в великую державу через национальное объединение, отторжение всех «вредных элементов», вооружение и экспансию[55]. То, что для национал–консерваторов вроде Хейнрици «братки–дебоширы» внутри национал–социалистического движения выглядели отталкивающего, что политика репрессий казалась им порой чересчур брутальной, а политика экспансии чересчур рискованной, как правило, ничего не меняло в фундаментальном одобрении, готовности участвовать в жизни нового государства и использовать возможности, которые оно предоставляло «немецкому народу» и отдельным лицам.
