— Тебе кого, хлопчик? — спросил я.
Он с трудом разжал губы, с трудом выговорил:
— Командир.
Лицо, неделю немытое, губы потрескались, скулы костисто торчат.
— Ты кто такой?
Мальчишка поднял на меня большие темные глаза, с тоской повторил:
— Командир… Надо командир.
Вижу, пришел парень с чем-то важным. Я кивнул ему, и мы пошли к командиру дивизиона.
Парень молчал, шлепая за мной разбитыми ботинками.
— Тебя как звать?
— Юзеф.
Майор, дремавший под березой, вопросительно взглянул на меня.
— Вот, с вами хочет поговорить, товарищ майор.
Потерев красные от бессонницы глаза, майор повернулся к мальчишке:
— Кто ты? Откуда?
— Партизан.
— Садись, — заметив, что у парня дрожат ноги от усталости, сказал майор. — Рассказывай.
Оказалось, их отряд давно партизанит в этих местах. Было семьдесят человек, сейчас осталось мало. С весны за отрядом гоняются каратели, кого поймают — повесят, деревню сожгут. Командир уводил отряд, а позавчера германы загнали партизан в Желтое болото, окружили, бьют из минометов.
— Патронов мало. Нет хлеба. Скоро все погибнем, — как-то очень спокойно рассказывал парень.
Вчера ночью Юзефу удалось проползти сквозь окружение, в деревне он узнал, что пришли русские, люди указали, где стоит наш дивизион.
Майор молчал. Штабные офицеры, ожидая его решения, тоже молчали.
— Карателей много? — спросил майор.
— На болоте не больше роты, а штаб у них в Мышинце, там германа много. Может, батальон, может, больше.
— Дорогу знаешь? Доведешь?
— Все знаю.
…Часа через два — уже темнело — дивизион шел проселочной дорогой, петлявшей в лесу. Ни разговора, ни дымка папиросы. Глушь, дорога сделалась едва заметной тропкой, мы вели коней в поводу. У заброшенного хуторка разделились: три эскадрона свернули в сторону Мышинца, а мы спешились и двинулись дальше по лесу.
Тянуло гнилой сыростью, в лесу стоял предутренний птичий гомон. Слышался треск автоматов: мы подходили к болоту. Под ногами вода, пахло банной сыростью. Цепочкой обошли болото, залегли за кустами, кочками. То с той, то с другой стороны взлетали ракеты. На болоте лежал туман, из него торчали верхушки чахлых елок. Когда ракета разгоралась, начинали строчить пулеметы. Болото молчало.
Мы пошли, когда начало чуть брезжить.
— Ур-а-аа-а!
Все было кончено в полчаса. Потом мы смотрели, как из болота шли люди. Во что только они не были одеты! Рваные полушубки, шляпы с обвисшими полями, раскисшие, с подвязанными подметками сапоги. Прошла девушка, проковылял старик на деревянной ноге. Я насчитал около десятка автоматов, кое у кого были гранаты, а больше берданок, обрезов с прикрученными проволокой стволами. Как же они держали два дня целую роту?
