Призывников наконец-то затолкали внутрь вагона, и поезд сразу же тронулся, набирая скорость.
— Сашенька! — сдавленно выкрикнула Зоя, едва поспевая за вагоном. Остановилась она только на краю перрона. Дорогу преградил железный шлагбаум. Хвост поезда увильнул за косогор и исчез вдали. Тоска заполонила сердце матери. На искривленных губах сухость, как во время зноя. Николай Петрович Березин видел только трясущиеся плечи Зои. Он сдержанно попрощался с родными, сел в машину и уехал в аэропорт, поспешно минуя Темирязевское и не заезжая в райком партии к Назарову. На душе как будто посветлело, и окончательная потеря женщины, которую любил, уже не волновала.
Через три часа он уже был в воздухе. День клонился к закату. Сквозь далекие и редкие облака просачивалось постепенно разгоравшееся солнечное зарево. Мелькнула сине-белая нить Бересени и исчезла под крылом самолета, стремительно набиравшего высоту. Николай Петрович откинулся на спинку кресла, вспомнил ту ночь, сладостное опустошение, кряк чирка в излучине и молчаливое белое лицо женщины с плотно прикрытыми глазами… Теперь-то он понял, что уступила ему Зоя из жалости, а может быть, из-за того, что и сама хотела мужской ласки, но разочаровалась и оттолкнула. То чувство ревности, что вспыхнуло возле дверей ее комнатки, пробудилось снова. Николай Петрович вспомнил, как отец пытался все время вызвать его на откровенность, искал случая поговорить по душам. И на вокзале, когда покуривали в сторонке от баб, отец ткнул его кулаком в бок, спросил, еле-еле шевеля губами, чтобы не слышали другие:
— Что с Зойкой?
— Оставь, батя! — Николай Петрович болезненно сморщился и отошел к мужикам, судачившим о политике.
— Ну, это ты зря! — выкрикнул в спину ему Петр Семенович, в сердцах швырнув окурок под ноги.
В тридцати километрах к северу от Ленинского поселка, через перевальный левобережный отрожек, косматый от смешанного леса, веселящегося на полуденном солнце и теплом ветерке, дующем по ущелью с ласковой настойчивостью, по новому узкоколейному усу, проложенному строителями за какой-то год, к разработкам свежих лесосек, еще не тронутых пилой, медленно и осторожно полз состав из одного пассажирского вагона, где ехало почти все начальство комплекса, и шести платформ, груженных под завязку бочками с горючим, ящиками с оборудованием и продуктами для рабочих-лесорубов. Уложенные на легкую насыпь шпалы под рельсы еще густо воняли креозотом, ломая свежесть ущелья.
