— Все, Петя! Можешь затоплять. А Колька-то другим стал! И брюшко, как кисель… А и вправду метил он еще на одну звездочку, да Брежневу самому золото нужно. Обрыбился!.. Прозевал момент. Изменился… Потому Зойка за него и не пошла. Она людей насквозь видит своими глазищами…
— Мели, Емеля! — выкрикнул Петр Семенович, вспыхнув и обидевшись за сына. — Ты это брось!.. Завидки берут, что не у власти! Ежели бы ты не лакал водяру, как верблюд на водопое, то, может быть, тоже где-то в верхах сшивался. Алкоголик!
Длинный Трифонов так и растянулся во весь рост на бережке, чуть-чуть не замочив ноги. Хохоча и мотая кудлатой головой, он с трудом поднялся и пошел к калитке. В проеме обернулся, выкрикнул без злобы:
— Я, Петя, работяга! А таких в верха не берут, чтобы кровь не мешалась. Номенклатура!.. Пойду, загашник выверну…
— На мою долю… — заикнулся было Петр Семенович, но Трифонов показал ему кукиш.
— А это видел?!
Петр Семенович в ярости чуть не разнес только что разгоревшийся костер под маслянисто-черными боками казана, пиная головешки.
— Дылда!.. Аквонавт!.. Подсохнешь — я те тоже покажу кое-что! Сволочуга!
Он бы еще нашел обидные слова, но его остановил Алексей:
— Хватит лаяться! Как кошка с собакой… Сколь знаю…
Всю ночь и весь день, почитай до самых проводов, по деревне лились песняки и глухо гудела земля под подошвами, отдаваясь в утесе Айгир-Камня. Гуляли по-березински, как в старину, до упаду. Сашка, главный виновник гулянки, давно уж сбежал из компании к девкам на танцы. Никто этого и не заметил. К утру второго дня перекинулись на заветный бережок Бересени. Зоя сидела чуть в сторонке, слегка выпивши, кидала в темную воду гальку, вспоминала такие же вот посиделки с выпивкой на вечерней зорьке, когда черноглазая деваха принесла в своих руках страшную весть о гибели Березина. «Течет времечко, как водица в речке, а я все с ним! — думала она с придыхом, как будто в сердце вошла колючая занозина. — Вчерась Катька все сватала к Николаю… Может, и пошла бы на лужок! Да только он, как пень: сидит и глазищами зыркает…
По какой-то причине отправку призывников задержали на неделю. Николай Петрович использовал эти дни, разъезжал по предприятиям комплекса на дежурившей каждый день у ворот березинского дома райкомовской черной волжанке. Люди не особенно радостно привечали бывшего директора, считая, что по его вине разрослось хозяйство и разбрелось, кинутое на произвол судьбы, как отара на косогоре. Возвращался он в Бересеньку мрачный, все время о чем-то думал, стоя рядом с порогом, возле порожистых Шумов, глядя, как увлекает скат воду, идущую клином в распор. «Вот так и моя жизнь течет с препятствиями, — колготилась мысль, особенно ярко выраженная здесь, у родных ворот. — Скатываемся…
