— А твово-то тут здорово обкакали!
— Не задирайся, Борька! — отмахнулся Березин. — А то шмякну по морде!..
— Хе-е-е! Бе-бе-бе! — заблеял по-бараньи мужик. — А ты почитай!.. Ха-ха-ха!
Петр Семенович кинул газетку в урну, а сам тронулся к центру поселка.
— Аль не поедешь домой, Петя! — крикнул вослед старик Бодягин из Айгирского поселка.
— Ему «Волгу» подадут! — сострил кто-то из баб. Петр Семенович купил газету, зашел за киоск, развернул.
— Так-так! Чего тут про Кольку калякают?! Все славили!.. — проговорил он дрожащим от волнения голосом, доставая из кармана очки, перевязанные вместо дужек бечевкой.
Читал Петр Семенович медленно, оглядываясь через плечо, как будто боялся, что его подслушают:
— Бревна-то и не заметили, — шевелил он губами. — Вот гад! «…Более чем за двадцать лет службы в лесном хозяйстве, — писал какой-то Пенегин, — мне пришлось работать в передовом Темирязевском леспромхозе. Развитое промышленное производство, руководимое Николаем Петровичем Березиным — Героем Социалистического Труда, депутатом Верховного Совета СССР, процветало. Я боготворил этого человека! Но сейчас постигло меня глубокое разочарование! Товарищ Березин потерял нить, ради новой славы. Поэтому, мне кажется, могу высказать свое мнение. Не дорос еще товарищ Березин до таких масштабов. Бездарное руководство привело к краху всего хозяйства. Раньше всех беспокоило наличие двух хозяев в лесу. Сейчас там нет ни одного…»
— Читал?! — гремя протезом, ворвался в кабинет сына Петр Семенович. — Это как понимать?!
— Читал, батя, — вяло поднялся из-за стола Николай Петрович. — А вот еще, — он взял с тумбочки пачку газет, кинул веером перед отцом. — «Известия», «Труд» и наша, уральская… А ты читай-читай все! — взорвался он.
— Ишь ты! — Петр Семенович плюхнулся на стул. — Прятали от меня! А я чую, что что-то не то… Обломался, Колька! Алешка и то предупреждал, что ты не в ту степь подался…
— Ястребов мне не указ! — Николай Петрович упрямо угнул голову. — Копнули под меня крепко. После трескотни всегда завистники найдутся, — он поднял голову на отца, продолжал: — А ты, батя, не переживай! Кому-то я на мозоль наступил… Обойдется.
— Ну, смотри! Хвалили, хвалили, и вдруг неугоден стал. Так я понял?
— Так, батя. Может быть, тебя подбросить?
— Сам доеду. А кто такой Пенегин? И везде он?!
— Да нет… Все разные… А кто они такие? Пенегина у нас и в помине не было. В кадрах справлялся. Анонимщики…
После такого поворота дела шумная толпа репортеров, кормившаяся в Темирязевском, постепенно схлынула. Николай Петрович понял, что карьере его пришел конец, и пошел на прием к Мажитову. Тот принял его с неохотой и холодком, которого прежде не наблюдалось. Он прятал жесткие черные глаза под густыми бровями и потирал широкие скулы большой рабочей ладонью. «Та-а-ак! Песенка моя спета, — промелькнуло в мозгу. — Как всегда, тянули до последнего. И славу надо было развеять. Но людей не обманешь. Они добро помнят». Чувствовалось, что первый секретарь обкома не знает, с чего начать. Березин на удивление чувствовал себя спокойно. Все волнения уже остались позади.
