С чувством исполненного долга возвращался Заболотный с задания. И все же тайный червячок точил его душу: не мог он, признанный в полку лучшим бойцом «свободной охоты», возвращаться домой, не увеличив счет сбитым самолетам врага. Всем своим существом он стремился к встрече с противником. Он хорошо понимал, что каждый сбитый им самолет — это еще один шаг к победе.
…Впереди по курсу мелькнула и стала увеличиваться черная точка. Заболотный сделал крутой разворот, устремляясь наперерез самолету. Однако летчика мучило сомнение: свой или чужой. Сблизившись, понял: перед ним шел «юнкерс». Он летел по направлению к железнодорожной станции. По скорости вражеской машины Иван определил: перед ним — разведчик.
Заметив советский истребитель, немецкий пилот резко пошел на снижение. Он попытался на бреющем уйти от преследования.
Заболотный подал ручку газа вперед и с радостью отметил про себя: «Моя скоростёнка поболе, от меня не укроешься!» Сделав еще несколько стремительных маневров, Заболотный ринулся в атаку. В первом же заходе он меткой очередью поразил вражеского стрелка. От второй очереди у «юнкерса» задымил правый мотор. Заболотный прижал противника вплотную к заснеженной земле и третьей длинной очередью добил его: «Это вам за Голубина!..»
…Возвратившись из полета, Заболотный устало переступил порог землянки. Переступил и оторопел: в тесном кругу летчиков сидел и улыбался Ваня Голубин. Он был в странном одеянии: в непонятного цвета застиранной рубашке, в ватных заплатанных штанах, растоптанных валенках, похудевший, но все такой же мальчишески восторженный и до боли родной…
— Жив, чертяка! — обрадовался Заболотный, обнимая друга. — А мы тут было совсем загоревали… Сегодня я одного фашиста завалил. За тебя, Ваня!..
А вскоре после этого Заболотный погиб.
О подробностях последнего боя и гибели Заболотного в полку знали мало.
…Однажды уже под вечер художник Антонов, тот самый, что писал картину с трех Иванов, решил перехватить Заболотного на стоянке, когда тот прилетит из очередного задания. Летчик не мог уделить художнику ни одной минуты — началось наступление наших войск, и потому нагрузка на летный состав увеличилась.
Минут сорок, а возможно и больше, прождал на стоянке, на морозе своего «натурщика» Федор Антонов, пристально вглядываясь и вслушиваясь в зимнее суровое небо. Кто-то из техников подошел к нему и с нескрываемыми нотками неприязни в голосе проговорил:
— И чего ты тут, друг, торчишь, тоску нагоняешь? Шел бы себе в теплую землянку… Если остался Заболотный в живых, то где-нибудь сел на вынужденную. Горючее по времени он уже давно израсходовал.
