Лед, тепло, сердце, радость… Чтобы показать, универсальность образов, возникших у Лены, хочется привести похожие описания, некоторые смысловые параллели, встречающиеся и у святых отцов, и у богословов, и в литературе, и в фольклоре.
По свидетельствам людей, «живших глубочайшей духовной жизнью, при добром и благодатном устроении души ощущается в сердце тихая радость, глубокий покой и теплота… Напротив, воздействие на тело духа сатаны и слуг его рождает в нем смутную тревогу, какое-то жжение и холод…»[120] «Жизни сопутствует тепло, смерть холодна»[121], — писал митрополит Антоний Сурожский.
Вспоминается также и «холод на сердце» и «холод на душе», о которых мы часто говорим. И сказки… Помните зеркало злого тролля из сказки «Снежная королева»? Оно разбилось на множество осколков, и если они попадали в сердце человека, оно превращалось в кусок льда! Что и случилось с Каем. А как Герда исцелила его, помните?
«…Герда заплакала, горячие слезы ее упали Каю на грудь, проникли ему в сердце, растопили ледяную кору, и осколок растаял»[122].
Как видим, символические связи между теплом и жизнью, с одной стороны, и холодом, льдом и смертью — с другой, широко представлены в культуре. И каждая такая связь, как нить, ведет нашу мысль к совершенно иным выводам, чем рассуждения о том, что при ЛГМ «среди лимфоцитов преобладают Т-клетки, а среди них клетки С+ с фенотипом Т-хелперов/Т-супрессоров…»
Испытание. Ценность. Путь
Тяжело болеющий ребенок оказывается вне быта, но не вне бытия. Болезнь обнажает такие пределы и глубины человеческой жизни, от которых нельзя отвернуться или убежать. Ребенку открывается другая сторона «обычной» жизни, ее «подкладка». А может, ее основа? Процесс «изоляции от» должен превратиться в «углубление в», то есть в себя, в иную жизнь. Вспомним слова папы Саши:
«…в лице, глазах ее было нечто, отличающее Сашуню от других детей, — таящаяся серьезность и отблеск пережитого»[123].
Углубление может быть чревато «самокопанием», депрессией, замкнутостью на себе, а может вывести на иной уровень отношения к жизни, который, возможно, никогда и не был бы достигнут, не случись эта болезнь. Слова Изабель — как раз пример примирения с ситуацией, свидетельство приближения к единству простоты и истины:
«…меня иногда радует то, что я могу радоваться какому-нибудь пустяку»[124].
Жизнь ребенка разделилась на два периода: до и после. Первый — обычный, «нормальный». А второй? Он совсем иной. Значит ли это, что он хуже? Переживания, связанные с болезнью, наполняют жизнь не только болью и отчаянием. Иначе нельзя понять, как тяжело болеющий ребенок может сказать такие слова:
