Я спрашивал у Афины, кто ведет Летопись. Она сказал, что один из мудрых старцев, но не знает, кто именно. И я спросил у нее, знает ли она, кто такой Иштар. И она сказала, что никогда не слышала этого имени. И тогда я спросил, почему она ушла, когда привела меня на встречу, хотя обещала дождаться. И она сказала, что приходил епископ Муслим и велел ей уйти. И тогда я спросил, почему она слушается епископов. Ведь даже среди них нет полного единства. И она ответила, что она сирота и один из епископов по имени Варфоломей воспитал ее.
Я боролся со своими чувствами и понимал, что мои сомнения должны смутить братьев. И я не рассказывал о них. Я понимал, что мой долг выполнить их волю, какой бы она ни была. В то же время я не хотел быть источником зла, которое назвали добром.
Невольно приходила мысль о том, что я, как шаман из поганых времен, должен вызвать дождь. Что очень скоро вожди племен убьют меня за то, что дождь не приходит. Об этом Летописец не писал. Он верил в меня и в те чудеса, которые мне еще предстояло совершить.
Весьма скоро мои душевные терзания были прерваны произошедшими событиями. Случилось многое. И приход служб спасения, которые не спасали, а только наблюдали издали. И то, что никто не ожидал и что в корне изменило все в коммунах, в Зиккурате и во всех пределах территории Разлома.
Все мы были наслышаны об инквизиторе, но до сих пор никто не знал, на что способна его организация. Немедленно после землетрясения, как сообщил Летописец, было объявлено о чрезвычайном положении. Затем, когда подсчитали число погибших и признали полученный результат потенциальной угрозой для государственной безопасности, чрезвычайное положение в пределах области приравняли к военному положению и ввели особый правовой режим. Что было, как говорил Летописец, нарушением конституции. Затем направили запрос Комиссару Европейского союза по правам человека и запросили разрешение на смертную казнь с целью предотвращения военных действий и, что удивительно, получили его. Назначили военный трибунал, который возглавил офицер запаса, получивший положительное заключение Высшей коллегии судей. И это был сам инквизитор, который в мантии священника приговаривал к смерти и тут же приводил приговор в исполнение. Ужасное Средневековье воцарилось и в деле, и в наших душах.
Первыми жертвами военного трибунала, а вернее, безжалостной инквизиции, стали служители самого Зиккурата. Один из них занимал самую низшую из возможных должностей, а другой, кажется, имел высокое положение. Оба были публично расстреляны, что вызвало ужасное смятение. Даже гибель сотен человек при землетрясении не обратила бы людей в такое глубокое уныние, как этот полевой суд. Но то, что началось дальше, можно смело назвать одним из ужаснейших испытаний для праведных душ. И самое страшное, что мои братья воспринимали его как скорого предвестника Пришествия Господа. Ибо сказано в Библии: «Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, диавол будет ввергать из среды вас в темницу, чтобы искусить вас, и будете иметь скорбь дней десять».
